Теща и философский камень. Теща сидит на кухне перед двумя телевизорами. Два телевизора перед ее приездом из Тбилиси устанавливаю я. Одного мало, потому что на одном экране грузинский канал по спутнику, а на другом сияет «первый российский». Другой российский теща не включает, потому что, как она заявляет, «я хочу их видеть во всей красе». Кого «их» и что у них за «краса», теща не уточняет
Матвей Ганапольский, радиостанция «Эхо Москвы» — специально для The New Times
Тещу я называю «мама», но с иронией. Эту иронию она чувствует и грозит, что я останусь голодным. Готовит она божественно, поэтому, неожиданно вспомнив о вкусной отбивной на ужин, я начинаю заявлять, что она прекрасна и что лучше «мамы» никого на свете нет.
— Облизывать начальство позорно, — каменным голосом говорит теща. — Во-первых, ты не умеешь, а во-вторых, — она показывает на оба экрана, — как у них не получится. Теща не лезет в карман за словом.
— Он вас всех перемножил на ноль, — заявляет она, помешивая кукурузную муку на мчади. (Эти бессмысленные пресные лепешки — такой же наркотик для грузин, как для украинцев сало.)
— Кто перемножил? — незаинтересованно спрашиваю я, думая, почему она не может эти лепешки, в конце концов, присолить, чтобы они не застревали у меня в горле.
— Путин! Всю вашу демократию. Всех Каспаровых, и Лимоновых, и Касьяновых!
— А ваш Саакашвили не перемножил? — злобно спрашиваю я. — Всех ваших Хаиндрав палками разогнал. И газом сверху, газом!
— Мой «газом»?! — лицо тещи принимает снисходительное выражение. Она подходит к телевизору. — Ты посмотри на этого красавца! — она указывает на экран. На грузинском экране удивительная картина: в чистом поле стоит трибуна. Вокруг стоят пастухи. Пастухов окружают бараны. Саакашвили за трибуной что-то пламенно говорит.
— Посмотри, как зажигает, — весомо говорит теща. — Даже бараны не могут оторваться. Действительно, у всех слушающих одинаково заинтересованные лица.
— Он говорит, что если его выберут президентом на новый срок, то все будет гуще расти, — поясняет теща. — Это актуально не только для пастухов, но и для баранов. И обрати внимание: он уже ушел в отставку, но все равно говорит. Это надо уметь — быть в отставке, но по три часа каждый день говорить то с учителями, то с врачами.
— Вашему до нашего далеко, — говорю я с ядовитой снисходительностью. — Ваш говорит о себе. А наш выдвинул Медведева, но Медведев уже предложил нашему стать премьером. Круто?
— Круто, — нервно соглашается теща. — Наш пока может только газом. Мы напряженно молчим. Я торопливо заглатываю салат, в который теща кладет горы зелени. Говорит, что это полезно для здоровья, хотя эти травки вряд ли удлиняют мою жизнь, ибо ее сокращает неизбывное желание тещи говорить о политике. Внезапно голоса из обоих телевизоров становятся сочнее и крикливее. Синхронно начались два ток-шоу.
— Вот она, свобода слова в действии, — торжественно произносит теща. — Разные партии, разные мнения и спор. А в споре, как известно, рождается истина.
— И что за истина? — осторожно интересуюсь я.
— Что во всем виновата Россия. Тут все совпали.
— Неоригинально, — говорю я, выбирая из салата зелень, — у нас только что сказали, что виновата Грузия. И ее хозяева США. И что мы любим грузинский народ, но не любим Саакашвили.
— Это да! — кивает головой теща. — Вы нас очень любите. Только отдельно. Без Саакашвили. И без Осетии с Абхазией. Я молча выбираю из тарелки узкие зеленые листочки, придающие салату какой-то пронзительный вкус.
— Так вот, я говорила, что он вас всех перемножил на ноль, — неумолимо продолжает теща. — Даже Явлинского. А мне так нравился его пробор…
— Политиков выбирают не за пробор, — бубню я. — Нужно изучать их программы. Умом выбирать…
— Чтобы умом выбирать, нужно его иметь как минимум, — заявляет теща. — У нас в горных речках есть рыба цоцхали. В ней много фосфора, и лучше работает мозг. Если бы вы ели цоцхали, то политическая ситуация в России была бы совсем другой. Я понимаю, что теща права, хотя дело не совсем в рыбе. Крики в телевизорах становятся громче. На грузинском экране два оппонента кричат друг на друга, привстав с кресла. На российском тоже ожесточается дискуссия. Одна группа доказывает, что президент прав, а виновата Америка. Другая группа решительно возражает, что президент очень прав, а Америка очень виновата. Обалдевшая публика по подсказке аплодирует и тем и другим.
— Политик должен быть красивым, — грустно говорит теща. — У нас дефицит симпатичных политиков. Поэтому я поддерживаю инициативу четырех партий по выдвижению Дмитрия Анатольевича Медведева. Ложка выпадает у меня из рук. Я не мог заподозрить, что она знает его отчество.
— Я не шучу, — продолжает теща, — он мне кажется интеллигентным. И у него правильный пробор. Я пытаюсь вспомнить разницу в прическах у Медведева и у Явлинского. Не получается. Почему-то вспоминаются Матвиенко и Умалатова. Это окончательно выводит меня из себя.
— Если дело в красоте, то голосуйте у себя там за Патаркацишвили, — резко говорю я. — У него вон какие пышные усы. Красавец…
— Он не может быть президентом, — решительно говорит теща. — Ты давно смотрел на Буша?
— А при чем тут Буш? — изумляюсь я.
— Ты считаешь, что Буш смог бы выговорить его фамилию? Никогда. И в России не выговорят. Поэтому он — явно непроходная фигура.
— Красота — это философский камень политика, — добивает мысль теща. — Поэтому у вас выбирают сердцем. Я молча перевариваю салат и тещину мысль.
— Женщина любит ухом, — поясняет теща. — Иногда глазами. А Россия — женщина. Поэтому ваши выбрали Путина. Он красиво ходит, как солдат, а когда говорит, его глаза так и бегают. Очень красивые глаза!..
— Хорошо, ваша Грузия, наверное, мужчина? — с издевкой возражаю я. — И кого вы выбрали? Вы же мне сами Саакашвили показывали. Он в отставке, а выступает. Налицо противоправный административный ресурс!..
— А ты посмотри на это с другой стороны, — ласково говорит теща. — У него настоящий полемический дар. Он так красиво говорит, что его даже бараны слушают. Но ваш Грызлов тоже замечательный. Он пока о плане Путина рассказывал, у меня картошка сгорела.
— Так чем же замечательный он? — растерянно говорю я. — Картошка же сгорела.
— Он не выдал этот план. Он умеет хранить тайну…
Обед окончен. Я сажусь в мягкое кресло и размышляю о роли тещи в политике. И в моей жизни. Когда я ее вижу, рука тянется к яду. Когда она в Тбилиси — мне скучно. Вот вам и философский камень. А насчет пробора она не права. Хотя, может, и права. За что их еще любить, если Путин всех перемножил на ноль. И все, что у них осталось, — один пробор.