В период с 1981 по 2006 год в мире произошло 1200 террористических атак, в которых использовались смертники. Это составляет лишь 4% от всех актов террора за то же время, но на них приходится треть (32%) от всех погибших в результате деятельности террористических организаций. И это только по данным из Ирака, Палестины, Израиля, Афганистана, Пакистана и Шри-Ланки, на которые, впрочем, приходится 90% подобных преступлений. Однако смертники не только эффективны: они поднимают престиж террористических организаций, становятся знаменем их борьбы, позволяют привлекать немалые финансовые средства и новых сторонников.
Кровавый альтруизм
Анализ этих данных показал: пожалуй, единственный объединяющий террористов-смертников фактор — это то, что большинство из них — молодые мужчины. За редким исключением среди них не было людей с очевидным расстройством психики. Как правило, смертники — это нормальные люди, неплохо интегрированные в свой социум, эмоционально глубоко привязанные к своим этническим общинам. Нет строгой корреляции и между религиозной принадлежностью, социально-экономическим положением, личной историей и готовностью убивать других, убивая себя. Скорее можно говорить о гремучей смеси из политики, чувства мести, пережитого унижения и даже, как ни странно это звучит, альтруизма.
Например, в сентябре 2007 года, когда американские войска провели рейд на иракский лагерь повстанцев в городе Шингар в районе сирийской границы, они обнаружили там базу данных, содержащую биографии 700 иностранных наемников, из которых 137 были из Ливии, и из них 52 — выходцы из маленького ливийского города Дарнах. Причина, по которой молодые мужчины из Дарнаха отправились в Ирак в качестве смертников, была не идеология джихада, а смесь из отчаяния, гордости, гнева, бессилия, местных традиций и религиозного рвения. Эти же причины побуждают молодых пуштунов исполнять самоубийственные миссии в Пакистане и Афганистане.
Субкультура смерти
Пожалуй, три мотива — пережитое унижение и желание унизить противника, месть и альтруизм — являются основными в этой новой субкультуре террористов-смертников. Скажем, печально известная история иракской тюрьмы Абу Грейб, в которой американские охранники издевались над заключенными, была воспринята многими иракцами как сознательное унижение чести и достоинства нации. Когда фотографии происходившего в тюрьме были опубликованы, за этим последовал рост террористических актов с использованием смертников. Таким же был ответ на выборочные обыски домов, аресты и прочие меры, которые воспринимались иракцами как унижающие их человеческое достоинство.
Ощущение свершившейся несправедливости дает, как показывает анализ, очень сильную ответную реакцию. Настолько сильную, что человек, ранее не участвовавший в деятельности террористических организаций и не исповедующий их убеждений, готов принести себя в жертву ради восстановления справедливости — так, как он это понимает, и предотвращения действий, которые он расценивает как унижающие его национальное достоинство.
Мужчины, и особенно молодые, придают значение мести как возмездию больше, чем женщины или пожилые люди. Поэтому именно они пополняют ряды смертников.
Природа и цель суицида у обычных самоубийц и смертников принципиально разная. Если первые демонстрируют, что ценность их собственной жизни стала близка к нулю, то вторые оценивают жизнь других людей ниже, чем ценности национальные, религиозные, обусловленные общностью людей, к которой они принадлежат и чьего одобрения добиваются. Смертники действуют, таким образом, не столько в личных целях (хотя и это присутствует — побег от реальности, возможность уйти из земного мира с достоинством), а в целях близкой им группы людей. Для них самоубийство и убийство не самоцель, а задача достижения результата, в том числе и политического, для своей семьи и общины, национальной, религиозной в целом. В этом смысле их и можно назвать самоубийцами-альтруистами. Этим и пользуются террористические организации, вербуя смертников, предлагая самоубийство нескольких человек — как отмщение многим за отчаяние, унижение, бессилие, чувство несправедливости. Таким образом, субкультура смертников — это не результат психической патологии, но выражение некоего коллективного мироощущения, в центре которого — чувство несправедливости и невозможности с ней смириться. Если эти фундаментальные причины не будут устранены, то нельзя рассчитывать, что с этой субкультурой удастся справиться — у нее всегда найдутся идеологи, вербовщики и спонсоры.
Кровавый альтруизм
Анализ этих данных показал: пожалуй, единственный объединяющий террористов-смертников фактор — это то, что большинство из них — молодые мужчины. За редким исключением среди них не было людей с очевидным расстройством психики. Как правило, смертники — это нормальные люди, неплохо интегрированные в свой социум, эмоционально глубоко привязанные к своим этническим общинам. Нет строгой корреляции и между религиозной принадлежностью, социально-экономическим положением, личной историей и готовностью убивать других, убивая себя. Скорее можно говорить о гремучей смеси из политики, чувства мести, пережитого унижения и даже, как ни странно это звучит, альтруизма.
Например, в сентябре 2007 года, когда американские войска провели рейд на иракский лагерь повстанцев в городе Шингар в районе сирийской границы, они обнаружили там базу данных, содержащую биографии 700 иностранных наемников, из которых 137 были из Ливии, и из них 52 — выходцы из маленького ливийского города Дарнах. Причина, по которой молодые мужчины из Дарнаха отправились в Ирак в качестве смертников, была не идеология джихада, а смесь из отчаяния, гордости, гнева, бессилия, местных традиций и религиозного рвения. Эти же причины побуждают молодых пуштунов исполнять самоубийственные миссии в Пакистане и Афганистане.
Субкультура смерти
Пожалуй, три мотива — пережитое унижение и желание унизить противника, месть и альтруизм — являются основными в этой новой субкультуре террористов-смертников. Скажем, печально известная история иракской тюрьмы Абу Грейб, в которой американские охранники издевались над заключенными, была воспринята многими иракцами как сознательное унижение чести и достоинства нации. Когда фотографии происходившего в тюрьме были опубликованы, за этим последовал рост террористических актов с использованием смертников. Таким же был ответ на выборочные обыски домов, аресты и прочие меры, которые воспринимались иракцами как унижающие их человеческое достоинство.
Ощущение свершившейся несправедливости дает, как показывает анализ, очень сильную ответную реакцию. Настолько сильную, что человек, ранее не участвовавший в деятельности террористических организаций и не исповедующий их убеждений, готов принести себя в жертву ради восстановления справедливости — так, как он это понимает, и предотвращения действий, которые он расценивает как унижающие его национальное достоинство.
Мужчины, и особенно молодые, придают значение мести как возмездию больше, чем женщины или пожилые люди. Поэтому именно они пополняют ряды смертников.
Природа и цель суицида у обычных самоубийц и смертников принципиально разная. Если первые демонстрируют, что ценность их собственной жизни стала близка к нулю, то вторые оценивают жизнь других людей ниже, чем ценности национальные, религиозные, обусловленные общностью людей, к которой они принадлежат и чьего одобрения добиваются. Смертники действуют, таким образом, не столько в личных целях (хотя и это присутствует — побег от реальности, возможность уйти из земного мира с достоинством), а в целях близкой им группы людей. Для них самоубийство и убийство не самоцель, а задача достижения результата, в том числе и политического, для своей семьи и общины, национальной, религиозной в целом. В этом смысле их и можно назвать самоубийцами-альтруистами. Этим и пользуются террористические организации, вербуя смертников, предлагая самоубийство нескольких человек — как отмщение многим за отчаяние, унижение, бессилие, чувство несправедливости. Таким образом, субкультура смертников — это не результат психической патологии, но выражение некоего коллективного мироощущения, в центре которого — чувство несправедливости и невозможности с ней смириться. Если эти фундаментальные причины не будут устранены, то нельзя рассчитывать, что с этой субкультурой удастся справиться — у нее всегда найдутся идеологи, вербовщики и спонсоры.
Книга профессора Риаза Хассана Life as a Weapon: The Global Rise of Suicide Bombings готовится к выходу в издательстве Университета Мельбурна
Перевод с английского Анны Макаровой, The New Times
Полностью текст на YaleGlobal.com
Перевод с английского Анны Макаровой, The New Times
Полностью текст на YaleGlobal.com