#Column

На краю Ойкумены

2012.10.12 |

Новодворская Валерия


В этом году роману Алексея Николаевича Толстого «Сестры» исполнилось 90 лет. Он был последней вещью писателя, созданной на свободе, вдали от когтей ГПУ и НКВД, вдали от сталинских смертельных объятий, в Париже. В Советской России граф голодал со всей семьей и даже боялся за жизнь. «Бегство на юг — пароход — эмиграция» — этот путь он прошел со многими русскими литераторами, но описал его в «Похождениях Невзорова, или Ибикусе» лучше всех.

В Париже пришлось жить на средства жены Наташи, шившей платья и делавшей шляпки. И именно в 1923 году, рассчитывая воспользоваться сытым нэпом, циничный граф поехал «пораспинаться с русским народом», то есть продаваться Сталину. Вторую часть трилогии «Хождение по мукам» он напишет в золоченой клетке Москвы 1928 года, до Большого террора, но уже приспосабливаясь к роли придворного соловья. Среди правдивых и страшных картин «Восемнадцатого года» будут мелькать кадры красивой лжи, а в последней части, в «Хмуром утре», вышедшем в 1941 году, такие кадры уже превалировали. Бунин назвал «Алешку» сволочью, но простил за несомненный талант. Мережковские порвали отношения навсегда. Но продав совесть, граф не продал свое творчество. Жалкий «Хлеб» и очерки со строек и позорного рейса по Беломорканалу — совсем немного по сравнению с правдивыми и ужасными картинами российских Смут XVII и XX веков, с аллегорией о бунте кукол против кукловодов под названием «Золотой ключик», с зарубежными новеллами о русских эмигрантах и Париже. Дарование Алексея Толстого сродни дару Снейдерса. Его исторические натюрморты так же ощутимо и вкусно написаны.


Бунин назвал «Алешку» сволочью, но простил за несомненный талант. Мережковские порвали отношения навсегда. Но продав совесть, граф не продал свое творчество


Тем выше цена «Сестрам», где он, стоя на краю нравственной пропасти, описал с такой нежностью и тоской последние дни человеческого бытия на последнем берегу Ойкумены — Серебряного века, которого мы никогда не увидим и который так чарующе и печально смотрит на нас со страниц «Сестер». Поднимается занавес, и вот перед нами последние годы Петербурга и Москвы, Крыма и Самары. Чистая, прекрасная, тихая жизнь, где еще жалеют об утраченной невинности; где жены плачут, изменив мужьям; где власть где-то страшно далеко и высоко и никуда, собственно, не лезет; где можно учиться на Высших женских курсах, а вечером ходить в театры; где сидят под соснами на взморье, юная Даша мечтает о любви, ее сестра Катя ищет идеал, а адвокат Николай Иванович, ее муж, выигрывает процессы; где поэт Бессонов (Блок), по словам Ахматовой, «трагический тенор эпохи», искушает и царствует; где есть место и «Философским вечерам», и «Великолепным кощунствам» футуристов. Частное лицо могло позволить себе роскошь не заниматься политикой, а политика не занималась им.

Даша, Катя, Иван Ильич Телегин, успешный инженер, и офицер Рощин, адвокаты Керенский и Смоковников, муж Кати, спокойно передоверили свои проблемы думским кадетам, как большая часть интеллигенции, а потом так же честно и старательно помогали армии во время войны. Телегин воевал и попал в плен, Рощин командовал в окопах, Даша и Катя пошли в сестры милосердия (вместе с футуристкой Елизаветой Киевной), а Николай Иванович работал в Земгоре (земство плюс Союз городов).

Но жизнь кончалась, иссякала на последних страницах. Николая Ивановича убил озверевший солдат, рвущийся домой, царь отрекся, и серебро Серебряного века иссякло вместе с ним. Катя и Даша еще успели порадоваться манифестациям, недолгому празднику Февраля, но они уже были под поездом истории, как Анна Каренина, как сам автор, как вся интеллигенция, как все братья и все сестры, жены, мужья, родители, дети. Их схватило и поволокло.




Shares
facebook sharing button Share
odnoklassniki sharing button Share
vk sharing button Share
twitter sharing button Tweet
livejournal sharing button Share