«Ты должен быть гордым, как знамя; ты должен быть острым, как меч; как Данту, подземное пламя должно тебе щеки обжечь». Это написал не Мигель Сервантес де Сааведра, а Валерий Брюсов, но странствующие рыцари не слишком отличаются от поэтов, чей вызов миру похож на битву с ветряными мельницами, защита нередко не прочнее медного таза, а воздаяние часто состоит из пинков, затрещин и оскорблений. И Сервантес, бедный и честный воин, родившийся 29 сентября 1547 года и давший нам повод по случаю его 465-летия поговорить о священном безумии и скучном и подлом здравом смысле, и его и наш любимый герой Дон Кихот Ламанчский, Рыцарь Печального Образа, а по совместительству — Львов, были поэтами. «Увечны они, горбаты, голодны и полуодеты. Глаза их полны заката. Сердца их полны рассвета». Рыцарь и поэт Иосиф Бродский, написавший эти строки, всю жизнь имел дело со злыми волшебниками из КГБ, но копья перед ними не складывал.
О жизни самого Сервантеса мы знаем мало. Сухая земля Ла-Манчи; монахи, инквизиция, богатый герцог, устроивший себе развлечение из порывов Дон Кихота; бедные, но гордые крестьяне вроде Санчо Пансы; каторжники, жулики; и уже совсем «уходящая натура»: мавры, прекрасные мавританки, еще не изгнанные со своей родины, и двое ищущих подвигов идеалистов.
У биографов Сервантеса большие расхождения. То ли он учился в Саламанке, то ли бродяжничал. Они сходятся в одном: был он беден, всю жизнь перебивался с ольи на чечевичную похлебку, воевал при Филиппе II, потерял руку в битве при Лепанто, скитался, был в плену, обогнал лет на триста свой век и мог считаться первым испанским интеллигентом и таким нонконформистом, что непонятно, как он избежал костра. Впрочем, тот же Брюсов сказал: «Да будет твоя добродетель — готовность взойти на костер». Армия, бедность и удаленность от столиц спасли его от опасного внимания императора и Церкви.
Но в 58 лет он публикует первый том «Дон Кихота», а в 68, за год до смерти, второй том.
„
”
Копьем Дон Кихота о грубые камни Средневековья стучались Возрождение и Просвещение, а попытка Дон Кихота помочь Санчо Пансе в его первых губернаторских шагах — не что иное, как утверждение прав будущего третьего сословия
”
Начиная с 1604 года идеалисты всего мира собираются под знамена Дон Кихота Ламанчского, роман становится их явкой, а имя героя — паролем. Прежде всего роман переводят на французский и английский. Гейне спрашивал совета у печального рыцаря на «роковых перепутьях». Байрон писал, что «добродетели Дон Кихота — вот причина его безумия». Ведь даже крестьянин Санчо Пансо в конце концов понял своего сеньора: «Он не безумен, он дерзновенен».
Копьем Дон Кихота о грубые камни Средневековья стучались Возрождение и Просвещение, а попытка Дон Кихота помочь Санчо Пансе в его первых губернаторских шагах — это не что иное, как утверждение прав будущего третьего сословия.
А в 1769-м Сервантеса переводят на русский, и он на долгие десятилетия (хорошо, если не навсегда) становится лидером российских вольнодумцев. Тургенев говорит, что Дон Кихот «живет вне себя, для других, для своих братьев, для противодействия притеснителям». Достоевский, задумав своего «Идиота» и князя Мышкина, писал в дневниках о Дон Кихоте.
Передо мной — оранжевый двухтомник Сервантеса. 1955 год, еще до XX съезда. Тайный западник и вольнодумец Илья Эренбург пишет предисловие и находит вот эту цитату: «Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей». Но лучше всех сказал шестидесятник первой волны Виссарион Белинский: «Дон Кихоты были возможны с тех пор, как явились человеческие общества, и будут возможны, пока люди не разбегутся по лесам».
