Без злобы и отчаяния

Тюремная проза — особый литературный жанр. Многие выдающиеся люди начинали писать, оказавшись за решеткой. Принято считать, что неволя с ее неспешным течением времени способствует проявлению писательских талантов. В этом смысле тюрьма имеет своеобразный романтический ореол: так и представляешь себе темницу и узника, склонившегося с пером над листом бумаги при свете, проступающем сквозь оконные решетки.

На самом деле вся эта романтика имеет мало общего с реальностью. Русская тюрьма не способствует проявлению никаких талантов, вся система исполнения наказаний в нашей стране преследует цель ломать человека через колено, приучить его лишь выполнять команды и отучить самостоятельно мыслить. И ты либо ломаешься, либо становишься сильнее — третьего не дано.

Писать за решеткой очень тяжело психологически. Ты ведь делишься с бумагой какими-то сокровенными мыслями, а это требует уединения и тишины. Ничего этого тюрьма не дает. Выедающий глаза сигаретный смрад, окрики конвоиров, заглядывающие через плечо сокамерники, навязчивые блатные песни по радио — все это неотъемлемые атрибуты неволи. Анализировать, мыслить и писать в тюремной камере значит преодолевать себя, психологически противостоять системе. Не просто адаптироваться, но расти через это преодоление.

Михаил Ходорковский самостоятельный и независимый человек, таким за решеткой особенно тяжело. Неудивительно, что в своей книге он рассуждает об инертности российского общества, о свойственном многим нашим согражданам стремлении переложить ответственность за собственную жизнь на начальника. Именно в этом, как кажется, он видит основную проблему нашей страны. И конечно, в колонии, где у человека практически нет возможности себя проявить, где люди ходят строем, где твоя судьба всецело зависит от «вертухая» и от «хозяина», такое осознание приходит особенно остро.

Рассказывая о тюрьме, Ходорковский берет на себя роль своего рода антрополога: наблюдателя, который включается в изучаемый процесс. Это распространенный механизм психологической адаптации в экстремальной ситуации, когда человек как будто держит дистанцию с окружающей его агрессивной средой. Наблюдения Ходорковского могут быть интересны историкам, изучающим систему исполнения наказаний. Сравнение его заметок с работами Солженицына и, например, Буковского даcт богатую пищу для анализа того, как развивалась эта система в нашей стране с советской эпохи до нашего времени. Главный вывод: тюрьма калечит; оказавшись в «системе», человек имеет гораздо больше шансов навсегда остаться частью криминального мира, чем вернуться к нормальной жизни (независимо от того, справедливо он осужден или нет).

Несмотря на это, чтение «Тюрьмы и воли» не оставляет ощущения, что за проведенные в тюрьмах и колониях годы Ходорковский озлобился. Напротив, он признается, что на свободе был большим хищником — и это становится поводом для рефлексий и переосмысления событий и поступков прошлого. Автор сожалеет и стыдится, что «не замечал людей» в лихие девяностые, что придерживался крайне жестких принципов конкурентной борьбы. Эти терзания проявились еще в первых его статьях, написанных за решеткой: можно вспомнить хотя бы «Левый поворот» 2005 года, где Ходорковский поставил не свойственный российским олигархам вопрос о социальной ответственности бизнеса. В тюрьме, на фоне общей жестокости он, кажется, стал мягче и мудрее, научился философски относиться к жизни и видеть в ней далеко не только материальные блага.

Не чувствуется злобы и к очевидным врагам Ходорковского — тем, кто предал, тем, кто отправил его за решетку. Например, начинавшего карьеру в его бизнес-империи Владислава Суркова, укрепившегося в Кремле и Белом доме, автор называет «человек-скальпель»: он может приносить пользу в хороших руках, но если попадет в плохие — будет творить зло. Нет злобы и в отношении Владимира Путина, на которого автор возлагает основную ответственность за свой арест.

Ходорковский явно не до конца понимает причины ненависти в свой адрес со стороны президента, да и вообще признается, что не понимает этого человека. Перебирая эпизоды, когда он вступал в открытую конфронтацию с главой государства, Ходорковский так и не смог с уверенностью сказать, что именно стало основной причиной для команды «фас!» Не говорит он, впрочем, и о том, стал бы вести себя в первые годы правления Путина иначе, наверняка зная о последствиях столь независимой линии поведения. Ведь из текста явно следует, что столь жесткая расправа стала для него неожиданностью.

Впрочем, чего у Ходорковского не отнять, так это чувства собственного достоинства. Девять лет за решеткой — это ведь целая вечность для молодого активного человека. Чтобы осознать, насколько это долго, достаточно представить, что он, например, ни разу не держал в руках банальный айфон, который начали выпускать спустя несколько лет после ареста. Однако долгое заточение, туманные перспективы и понимание, что твоя судьба всецело в руках твоего врага, не становятся для автора поводом унижаться. Все его рефлексии и попытки переосмысления собственных действий совершенно не воспринимаются как мольба о прощении. Это не письма Григория Зиновьева товарищу Сталину из изолятора в стилистике «я больше не враг и нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это». Это достойное поведение человека, способного к моральному росту и независимому взгляду на собственный жизненный путь, но не готового платить унижением за свободу.

„

Он все-таки верит, что годы, проведенные в неволе, не пройдут зря, что страна имеет шанс на перемены. И он, Ходорковский, явно надеется принять участие в этих переменах, хотя в его словах зачастую и проскальзывает не особо скрываемый пессимизм

”

В то же время Ходорковский, даже находясь за решеткой, сохраняет государственное мышление и недвусмысленно выступает как альтернатива Владимиру Путину. Несмотря на многолетнюю изоляцию, он не только старается следить за текущими политическими событиями в стране, но и конструирует образ будущей России. В его заметках и соображениях явно проявляется надежда, которая очевидно помогает сохранять достоинство за решеткой, да и просто выживать. Кажется, он все-таки верит, что годы, проведенные в неволе, не пройдут зря, что страна имеет шансы на перемены. И он, Ходорковский, явно надеется принять участие в этих переменах, хотя в его словах зачастую и проскальзывает не особо скрываемый пессимизм.

Мемуары — это, как правило, подведение итогов жизни. Михаилу Ходорковскому всего 49 лет, и вроде бы подводить итоги рано. Но он умный человек, хорошо знающий историю России и потому понимающий: другой возможности может уже и не быть. Автор признается, что не любит жанр мемуаров и не слишком любит воспоминания. Но что у человека есть в тюрьме, кроме воспоминаний? Только надежда.




Tweet