«Ни слова об Общественном телевидении»

Так оно и есть, ТВ замерло, процессы, которые начались в стране в начале нулевых, перестали нуждаться в массовой поддержке граждан и в массовой пропаганде.

Да нет, те, о ком вы говорите, потребляют ТВ только как развлечение. Неужели вы думаете, что путинской команде все эти годы был необходим анализ процессов, происходящих в стране? Нет, конечно. Поэтому ТВ только отвлекало, и это его главная задача. Поэтому, конечно, разрыв с реальностью. Ну и немного пропаганды, неизобретательной, паркетной.

В таком виде ну лет 5–6. Другое дело, что ТВ в России никто не даст загнуться, этого просто никто не допустит.

Да, даже в 1990 году, когда вообще в бюджете было пусто, на лекарства денег не было, я говорил БэНу (президенту Борису Ельцину. — The New Times), что эта паутинка — ТВ — крайне необходима, только она связывает всю страну. Вокруг чего мы объединяем? Вот главный вопрос. Здесь давайте разойдемся: технологически — действительно объединяющий всю страну инструмент, а вот идейно — ТВ объединяет всю страну развлечением, полной деполитизацией. Это очень выгодно власти. Можно объединить нацию какой-то идеей, можно — антиидеей, пугалом, больше нечем. Пугалом сегодня объединить довольно трудно, потому что народ поменялся, «проклятый империализм» и «внешний враг» уже не работают. Сегодня полстраны уже разбежалось, другие поняли, что никому не нужны, поверить в идею, что нас может оккупировать Америка, может только Проханов. Не работает.

Церковь не зря эту идею формирует, там внутри происходят очень сложные процессы. РПЦ, как и наши органы, это стая. Я хорошо знаю Андрея Кураева, любимого ученика нашего великого социолога и философа Бориса Грушина; он, Чаплин, Вигилянский — это очень умные ребята, поэтому они страшная сила. Они понимают, что враг — это антиидея. Для меня самым жутким сюжетом во «Взгляде», после которого мы стали как-то иначе смотреть вокруг, был маленький сюжетик Лены Саркисян. Ребята ехали на съемку в 40 км от Москвы, остановились попить воды. И вот стоит чудная бабуля в платочке, и она, со своими двумя-тремя оставшимися зубами, полна оптимизма: «Да все у нас хорошо!» А жрать нечего в стране. «Все хорошо, хлебушек есть сейчас, привозят, если бы еще иногда и сахарку привезли, ну совсем было бы хорошо, нам же — лишь бы войны не было». Вот это «лишь бы войны не было» стало для меня символом фантастического обмана. И когда я сегодня слышу, что нужно увеличивать военный бюджет, расходы на оборону, я каждый раз вижу эту бабульку: «лишь бы не было войны». Этим легче всего обманывать народ, на это легче всего списывать снижение ВВП, уровня жизни, ограничение свобод.

Нет, не жалко, всему свое время, если телевидение не смогло сохранить эту территорию, значит, мы ее плохо обороняли. Для меня эталоном абсолютного непонимания роли журналиста в новом обществе является встреча энтэвэшников с Альфредом Кохом**3 апреля 2001 г., после разгона и раскола НТВ, Альфред Кох был назначен председателем совета директоров НТВ..

Да, эту. Но прежде чем про нее сказать, я хочу вспомнить один разговор: в конце 2003 года, за полгода до смерти Саши Бовина, мы стоим втроем с Егором Яковлевым, и Егор говорит: «Мы столько лет бились за рынок в прессе, не понимая, что это такое». И он был прав. Нам казалось, что, если газеты будут принадлежать частнику, коллективу, корпорации — не государству, одним словом, — мы будем жить счастливо. Все это оказалось неправдой. Я помню, Йордан**Борис Йордан — гендиректор НТВ в 2001–2003 гг. сказал: «Я все равно Россию не понимаю». Так вот тогда, в апреле 2001-го, Кох задает вопрос коллективу: «Мы имеем право назначать главного редактора?» Ни в коем случае! «Но мы имеем право определять политику?» Ни в коем случае! «А что ж тогда мы можем?» И моя любимая Света Сорокина, от которой я каждый вечер на ВГТРК ждал, что она перекрестит зрителей и скажет: «С Богом, дети мои!» — сказала Коху: «Вы можете давать деньги». И вот это стало для меня символом нашей детсадовости.

ТВ из обслуживающего персонала превратилось в гостя, который пришел и никак не уйдет. Осточертел своими шутками, а выгнать неудобно, и только поэтому он остается. Раньше, в советское время, жизнь была отдельно, а ТВ — отдельно. Потом выяснилось, что ТВ и есть жизнь: в конце 1980-х, когда пришли демократы и поезда начали сходить с рельсов, бабули не понимали, что поезда всегда сходили с рельсов, только раньше им об этом не рассказывали. И в этот момент, когда ТВ и жизнь соединились, телевизионщики обалдели от свободы, от идеи даже не четвертой власти, а второй или первой. Сегодня мы не знаем своего зрителя, я не верю ни в пипл-метры, ни в рейтинги. Конечно, в какой-то момент за эти десять лет часть зрителей отшатнулась, другие смотрят, ругаются, но отказаться не могут, они рассматривают ТВ как что-то противное, но то, без чего не обойдешься. Воняет мусоропровод? Воняет, но без него нельзя.

Есть люди и есть должности. Это совсем разное. Костя — креативщик, Олег — политик и государственник**Константин Эрнст — гендиректор Первого канала, Олег Добродеев — гендиректор ВГТРК.. Если бы дать им свободу, это было бы совсем другое ТВ.

А почему они должны быть нелояльны?

Они назначены президентом на эти должности, они возглавляют государственные каналы, и было бы смешно, если б они были в оппозиции к режиму.

Законы наши, говорят, строги, но не обязательны к исполнению. Руководители СМИ лояльны к любому акционеру, государству или к частной компании практически всегда и везде. В мире права журналистов защищены традицией и многолетней практикой, у нас нет ни того, ни другого.

Я не могу сказать, что руки мои не связаны. Но у меня довольно длинный поводок. Государство в данном случае не выступает акционером Общественного телевидения.

Нет, не смущает.

Он у меня не выключается, он всегда включен, я родился в 1937 году, не забывайте. Вообще человек без самоцензуры — это Удальцов, например.

Да, это когда люди не думают, «как ваше слово отзовется».

Ответственность и есть самоцензура.

Самоцензура и трусливость — разные вещи. Беда журналистов, особенно молодых, — это отсутствие внутренней культуры и знаний: приходят белые листы бумаги, а надо хоть что-то за душой иметь. Бесхребетные невероятно легко поддаются воздействию. Вот в наше время еще был фактор страха, журналиста можно было изгнать из профессии.

Вот что для меня было быть изгнанным из ТВ? Это вылет вообще отовсюду, я мог дальше только на вокзале объявлять: «Ваша электричка уходит с третьего перрона». А теперь можно из одного СМИ переходить в другое. Ну вот Леня Парфенов снимает же кино.

„

В какой-то момент часть зрителей отшатнулась, другие смотрят, ругаются, но отказаться не могут, они рассматривают ТВ как что-то противное, но то, без чего не обойдешься. Воняет мусоропровод? Воняет, но без него нельзя

”

В мое время он бы не то что фильмы снимать не мог, он фотографировать бы не мог. Сегодня другой период, я не могу сказать, что он супервегетарианский, но в нем есть признаки вегетарианства. В нас сидел страх, сегодня страха меньше, нет страха перед ФСБ.

Я это рассматриваю как отступление: не отступление бегством, а отступление с боями, те ребята понимают, что они вынуждены отступать, — СК, ФСБ.

Конечно! Поверьте моему слову, развитие таково: либо они будут отступать, либо их не будет. Самое интересное, что их заменит та власть, которая окажется поумнее, они все — разменная монета, пройдет еще чуть-чуть, и их сдадут, они это прекрасно знают. Это понятно всем, кто хорошо знает историю, — их всех и всегда сдавали.

Конечно, власть всего этого не ожидала. Мне очень интересно появление людей, которым не все равно. Их называют офисным планктоном, а Москва — это и есть офисный город плюс таджики и чиновники.

Похороны Сталина, Кузнецкий мост, нас было шестеро, еле-еле живы остались, после этого ни на один митинг, ни разу на стадион, никуда не могу. Если б не тот опыт, я бы пошел, они мне симпатичны, мне нравится, что люди пошли. Я внимательно слушал все выступления, толковых выступлений было негусто, это вроде нашего ТВ, ток-шоу, там много говорят.

Я не поклонник Путина, я за него не голосовал, но за него проголосовало — из тех, кто участвовал в выборах, — большинство. Я часто себя спрашиваю: можно ли сбрасывать это большинство? Молчаливое, недумающее, пассивное, пьющее и так далее — можно ли его сбрасывать? Нет, это же люди. Нашим корсетом может стать то, что мы называем гражданским обществом, вот мы сейчас в положении внутриутробного развития, зародыш есть, кости и позвоночник должны сформироваться, и формирование это не ускорить, к сожалению: замедлить и угробить можно, а ускорить — нет. И когда я говорю, что я против революций, я имею в виду, что революция есть аборт.

Черчилль сказал гениальную фразу: «Трагедия консерваторов — отсутствие лидера, трагедия демократов — слишком много лидеров». Все последние годы демократы выясняют: кто из нас главный? Я очень люблю Сережку Пархоменко, удивительный журналист; он, Оля Романова, Леня (Леонид Парфенов. — The New Times)… они никогда вместе не будут, они все капельки масла в воде. Это трагедия страны, особенно такой страны, как наша… А напротив я вижу мальчиков из комитета (перестроечный сленг — КГБ. — The New Times), которые очень хорошо подготовлены, которые обладают тем, чем никогда не обладали наши либералы, — чувством стаи. Комитетские — это стая: была партийная стая, комсомольская, а эта комитетская.

Да, я подписал. То, что девчонки — балды, это ясно, 15 дней общественных работ, всё. И если б Церковь была умная, как католическая, например, так бы и было. Но наша Церковь неподвижна, особенно сейчас, одурев от счастья, что она стала государственной. И знаете, что они там, в администрации президента, все в ужасе, в один голос, меня не стесняясь, кричат: «Какая сволочь нас в это втянула?!»

Да, будет повод — буду приглашать, почему нет, я публично уже об этом говорил. Вот я плохо был настроен по отношению к Собчак. Мне она казалась такой воинствующей хабалкой, а сейчас я ее слушаю — девка толковая, чувствуется подготовка и мозги, она изменилась, я ей верю и с уважением к ней отношусь. И потому что она богатая — я знаю, как она работает и сколько!

Надо работать с массой, только с темной массой. Элита всегда найдет себе источник информации. Сегодня основная задача ТВ — это не информация, а просвещение, мы потеряли просвещение в стране и, соответственно, на ТВ.

Конечно, вот борцы, если они понимают, что в этой весовой категории им ничего не светит, то переходят в другую, худеют или набирают вес, то же самое и здесь. ТВ проиграло информационный бой, значит, возникает вопрос: где у тебя конкурентное преимущество? Сегодня просвещение — это та идея, которая может объединить страну. Нам надо учить людей, чтобы они хоть немного поумнели.

Ой, я в рейтинги не верю, деньги, доходы — да, важно, государство обязано содержать просвещение.

Я полностью согласен, но куда вы денете то население, которое живет в Мухосранске? Куда денете население, которое живет в 80 км от Москвы?! Для огромного количества людей в стране ТВ — это не то что прикосновение к жизни или к культуре, это обозначение того, что они вышли из пещеры. У меня был период снобизма: я столько прочитал, а они ничего не знают… Возможно, это громкие слова, но я считаю, что мы все в долгу у этой страшной массы, неведомой нам. Сегодня интеллигенция умиляется, как и раньше умилялась: ой, какое пенсне у Лаврентия Палыча! Ой, Андропов в туалете читает Мандельштама! Ой, Путин такой спортивный, посмотрите, он корову доит! А Медведев на айпаде пальчиком водит! Я считаю, основная задача ТВ — делать продукт для непросвещенных, не умиляться, а продвигать людей. Кто им расскажет о жизни? Попик сельский? Учителей нет, попы ничего объяснить не могут. Не будем просвещать — будет революция.

Наивный, я вам скажу… вот какая штука: я нигде не задействован, я в любой момент могу подняться и уйти. Ничего не теряю.

тележурналист, деятель российского телевидения. В 1986–1990 гг. — заместитель главного редактора Главной редакции программ для молодежи ЦТ. С 1987 г. руководил программой «Взгляд», которая во многом изменила как советское телевидение, так и атмосферу в стране. С 1990 по 1996 г. был генеральным директором ВГТРК. В 1996–2000 гг. — председатель Комитета по телекоммуникациям и средствам массовой информации правительства Москвы. Президент Международной академии телевидения и радио. Профессор факультета медиакоммуникаций Высшей школы экономики. В июле 2012 г. указом президента РФ назначен гендиректором АНО «Общественное телевидение России».




Tweet