Он был из той когорты, которая основала «Современник». И всю жизнь их, основателей — Олега Ефремова, Лилю Толмачеву, Галину Волчек, Олега Табакова, — связывали какие-то нити, очень для них важные. Игорь был учеником знаменитого театроведа Виталия Виленкина в Школе-студии МХАТ, дружил с ним, благодаря ему, кстати, проникся любовью к Булгакову. Там же преподавал Андрей Синявский, и Игорь, между прочим, подписывал письма в защиту Синявского и Даниэля, а в ту пору это было очень опасно. И оттуда же, из Школы-студии, дружба с Ефремовым. Эта дружба и работа с Олегом Николаевичем тоже его сформировали. Первая роль Игоря в «Современнике» — в спектакле «Вечно живые», он играл там юного солдата, который приезжает с фронта и рассказывает о гибели главного героя. Мальчика зовут Володя, как отца Игоря — он ведь Владимирович, и отец его тоже погиб на фронте. Я думаю, эта роль была для Игоря невероятно важной.
Он был потрясающий актер и замечательный партнер, один из лучших в моей жизни. На сцене всегда работал не на себя, не на зал, а на партнера. Это не все умеют. Более того, он был еще очень порядочный, чистоплотный артист. Он никогда не стал бы играть то, что ему претит по-человечески, и то, против чего у него шерсть дыбом встает. Мне скажут — вот он Сталина играл. Но речь не о персонаже — я знаю, почему он играл эту роль. Он хотел что-то сделать для уничтожения этого имиджа, который засел в сознании у очень многих из нас. Как артист я это хорошо понимаю. Но он никогда не соглашался играть то, что претило его представлению о правильном и должном. У них однажды из-за этого была ссора, и очень серьезная, с Галиной Борисовной Волчек. Но потом они все равно помирились, потому что их связывала великая вещь — театр, который они создали и который жив благодаря им. Таких друзей терять невозможно, нельзя.
Сейчас, после утраты, в первую очередь вспоминается, какой он был человек. Невероятно порядочный и отважный, готовый отстаивать значимые для него гражданские и человеческие позиции. В августе 1991 года, когда я сбежала со съемок и мы с Львом Дуровым рванули к Белому дому, мы нашли там Игоря Квашу. Он стоял в той цепи, которая защищала Дом правительства. В нашем театре я да он, мы всегда подписывали письма в защиту тех, кого травили, гнобили, сажали в тюрьму. В нашей актерской среде не очень много таких — вот он да Рязанов, да, может быть, Ясулович. И совершенно неудивительно, что после недавних выборов он снялся на видео, где призывал на митинг против фальсификаций. И если бы он не был так болен в последнее время, не лежал подолгу в больнице, он бы, конечно, сам пришел и на Болотную, и на Сахарова. Причем не речи толкать, а стоял бы в этой толпе московской интеллигенции, которая выходила на улицу и в мороз, и в дождь, и в грозу.
Недавно один мой знакомый в компании, где спорили, надо ли подписывать письма в защиту, в частности, Pussy Riot, сказал, что артисты — это сфера обслуживания. В смысле — твое дело петь, играть, а не лезть в политику. Игорь был не из этой сферы. И если наступали на его чувство порядочности, справедливости и чистоты человеческого поведения, он становился яростным, просто вцеплялся в собеседника. И я думаю, если бы он был за тем столом, где сказали, что актеры — это сфера обслуживания, он бы разорвал на части этого человека, просто порвал бы его, потому что он был еще и боец.
Я ужасно скорблю о том, что его нет. Это те раны, которые не заживают ни на одном организме, даже на таком самовоспроизводящемся, как театр. Мне кажется, что театр наш эту потерю не сумеет возместить…
Tweet
