Обвинение, умноженное на два. 28 августа судья Заднепровского районного суда города Смоленска Игорь Кожевников приговорил активистку «Другой России» Таисию Осипову, обвинявшуюся в торговле наркотиками, к восьми годам лишения свободы — хотя гособвинитель требовал всего четыре. Чем мотивирована такая жесткость приговора — разбирался The New Times
 |
| За два года судов Таисия Осипова во второй раз услышала обвинительный приговор |
Светлана Сидоркина,
адвокат Таисии Осиповой:
«Судья с формальной стороны прав. Все обвинение идет через 30-ю статью УК («Приготовление к преступлению и покушение на преступление»). Судья квалифицировал две контрольные закупки как один эпизод — «приготовление к сбыту», и по этому эпизоду дал четыре года. Второй эпизод — обыск — он квалифицировал как «покушение на сбыт в особо крупном размере», и — исходя из санкции этой статьи— дал восемь лет. А затем путем поглощения большим меньшего дал 8 лет — с его судейской точки зрения это такая простая арифметика. Что касается государственного обвинителя, то он, ссылаясь на статью 64 УК («Назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление»), запросил ниже нижнего — исходя из состояния здоровья и наличия несовершеннолетнего ребенка. Такого, чтобы судья давал больше, чем запрашивал прокурор, в моей практике никогда не было. Я знаю, что Дворянчиков дружит с Кожевниковым, поэтому рассматриваю такое поведение как знак солидарности с первым приговором. Они не могли быть идентичными по содержанию (в первом деле — пять эпизодов, во втором — судья Кожевников снял два из них, связанных с проверочными закупками), но относительно наказания — что 8 лет, что 10 лет — это практически одно и то же».
Наталья Шапошникова,
адвокат Таисии Осиповой:
«Мнение прокурора должно было быть учтено судом. В деле появились новые доказательства — свидетель Мандрик дал показания более обстоятельные и подробные, чем раньше, прошел детектор лжи. Суд исключил несколько эпизодов, признал, что опознание по одному из них было проведено незаконно, уменьшил объем обвинения на треть — и при этом назначил наказание практически такое же, как и предыдущий суд».
Сергей Злобин,
в 2009–2011 годах — заместитель председателя Волгоградского областного суда:
«Судебная практика такова, что суд всегда, при любом раскладе дает на несколько лет или месяцев, но меньше, чем просит государственное обвинение. И этот приговор выходит за рамки моего понимания. Даже если она продавала наркотики (хотя у меня есть большие сомнения). Да, сбыт наркотиков является общественно-опасным деянием, но надо учитывать вес и количество. Я бы понял: восемь лет — за 20 кг наркотиков. Но в деле Осиповой речь идет о нескольких граммах. За это больной диабетом женщине с ребенком дают как за убийство — не надо быть юристом, чтобы понять, что мы движемся к «тройкам» НКВД».
Александр Меликов,
в 1997–2005 годах — судья Дорогомиловского районного суда Москвы:
«Чтобы человеку давали в два раза больше, я никогда не слышал, но когда давали больше (чем просило обвинение) — такие случаи бывали. Я тоже так делал за всю мою карьеру раза два. Одно из таких дел я точно помню — был сбыт наркотиков, 1 кг героина. И когда прокурор попросила восемь лет, я дал десять, хотя давать нужно было 15 — тогда еще не было 20 лет по этой статье. Понимаете, да, килограмм героина? Само дело Осиповой — громкое, известное, и скорее всего, приговор писался с подачи вышестоящей инстанции. Вообще это очень странно. Как правило, негласная установка такая: в 99,9% случаев прокурор просит чуть больше, а судья дает чуть меньше. Они повели себя нелогично».
Сергей Пашин,
автор законов «О Конституционном суде Российской Федерации», «О суде присяжных» и ряда других, в 1996–2001 годах — судья Московского городского суда:
«Когда судья дает больше, чем запрашивает прокурор, — это вполне законно. Решение мотивируется смягчающими и отягчающими обстоятельствами, данными о личности человека. Если государственный обвинитель хочет, он может изменить квалификацию — перейти на другую статью или на более мягкую часть той же статьи, но вопрос наказания всецело в ведении судьи. Прокурор вносит предложение, судья выносит решение. Судья ориентируется ведь не на запрос, судья ориентируется на судебную практику в данном регионе. По наркотикам практика очень жесткая. И если судья знает, что практика жесткая, то он и сам назначает жесткое наказание, чтобы приговор не отменили. Если кассационная инстанция считает, что наказание нужно смягчить, она смягчит его своей властью. Но если судья назначит слишком мягкое наказание, вышестоящая инстанция «добавить» по закону не может — и приговор будет отменен. Для судьи это очень плохой показатель, поэтому судьям выгодно назначать более жесткое наказание».
Юрий Костанов,
адвокат, в 1966–1989 годах — сотрудник прокуратуры СССР, в 1989–1993 — начальник Управления юстиции Москвы:
«Теоретически судья не связан позицией государственного обвинителя, кроме тех случаев, когда гособвинитель отказывается от обвинения — тогда человека нельзя вообще судить. Действительно, в этом деле связи между решением судьи и обвинением нет, хотя никогда в жизни я такого не видел за все свои прокурорские годы. Я вместе со всеми удивлен. Дело Осиповой мне не нравится по одной простой причине — большинство дел, связанных с тем, что у человека обнаружили наркотики в кармане, незаконны потому, что наркотики сплошь и рядом подбрасывают. Что тут еще можно сказать? Правосудия никакого нет на самом деле, это не правосудие».
Tweet
