Выступление президента Путина на Европейской конференции по безопасности в Мюнхене одни сравнивают с фултонской речью Уинстона Черчилля, другие — с предвыборной речью Сталина в том же 1946 году. Обе речи возвестили об окончании союзнических отношений Москвы и Запада
Дмитрий Тренин,
научный руководитель Московского Центра Карнеги
Исторические сравнения привлекательны, но обладают очень ограниченной полезностью и чаще пускают мысль по ложному пути, чем помогают разобраться в том, что действительно происходит.
Прежде всего — о холодной войне. От частого употребления этот образ стерся настолько, что даже люди, успевшие пожить в «сорокалетку страха», забыли, что это такое. Повторение этой истории России и Западу не грозит, поскольку отсутствуют два необходимых компонента: идеологическая несовместимость и борьба за контроль над геополитическим пространством. Более того, даже если кто-то в России пугает себя и других враждебным окружением, в США список внешнеполитических приоритетов выглядит примерно так: Ирак, Ирак, Ирак, Ирак, Иран, Афганистан, Ближний Восток, Северная Корея... Для того чтобы показать место России в этом «строю проблем», надо добавить еще пару строчек. Если же, для сравнения, вывесить «проблемный список Европы», то его открывает глобальное потепление, а никак не Россия.
Вряд ли этого не знают в Кремле. Тем не менее президент РФ все-таки поехал в Мюнхен лично — впервые за все время участия российских представителей в этом «военно-политическом Давосе». Зачем?
Ответ, вероятно, прост: высказаться. Начиная с осени прошлого года критика «режима Путина» и его лидера в западных средствах массовой информации пошла круто вверх. Путин воспользовался неформальным характером мюнхенской конференции, чтобы лично «дать сдачи». Его не просто «прорвало», как в сентябре 2004 года в момент бесланской речи, когда президент фактически обвинил Запад в том, что он использует террористов и сепаратистов для ослабления России. В Мюнхене Путин, хотя временами и волнуясь, изложил свое цельное видение международной ситуации в области безопасности.
Западная аудитория, к которой в основном апеллировал российский президент, услышала, что:
— главной угрозой международной безопас ности в начале XXI века является силовой монополизм США и их попытки навязывать миру правила внутреннего распорядка и внешнего поведения;
— Россия полностью освободилась от зависимости от Запада;
— и, наконец, самое важное: будущее принадлежит не США, чей зенит влияния остался позади, и не многоголосому Евросоюзу, а странам «новой волны» — группе БРИК
— Бразилии, России, Индии и Китаю.
Фактически Путин заявил о том, что Россия принимает на себя роль лидера — или, во всяком случае, споуксмена — глобальной оппозиции сохраняющейся гегемонии США. По известным причинам эта позиция до сих пор оставалась вакантной. Китайские руководители слишком прагматичны, чтобы подрывать постепенно укрепляющиеся позиции КНР в мире жесткой антиамериканской риторикой. Индийские лидеры также предпочитают сосредотачиваться на возможностях, которые открывает перед их страной начавшееся сближение с США. После скорого ухода на покой Жака Ширака среди европейских деятелей не останется явных адептов многополярности. В этих условиях Путин, вероятно, посчитал, что Россия достаточно окрепла, чтобы заявить о себе в этой роли. Что в результате? В Белом доме речь Путина вызвала «удивление и разочарование». Центральноевропейские политики поблагодарили главу российского государства за вклад в укрепление НАТО. Большинство комментаторов по обе стороны Атлантики называют речь «агрессивной», хотя некоторые отмечают, что ряд критических (по отношению к США) тезисов российского президента разделяют многие европейцы. Вопрос о том, какой должна быть средне- и долгосрочная стратегия США и ЕС (не говоря уже о Западе в целом) в отношении России, остается по-прежнему предметом дискуссий.
Обычай резать правду-матку на глазах изумленной публики на политкорректном Западе забыт, а на Востоке никогда не был принят. Россия здесь вне конкуренции. Президент Путин умеет полемизировать и наслаждается роскошью, которую дает ощущение собственной силы: говорить прямо и жестко. В Мюнхене Путин позволил себе не быть не только дипломатом, но и политиком. Он выглядел человеком, у которого накипело на душе, и поэтому думал о том, как полнее выразить свои мысли, а не о том, какое впечатление произведут его слова на аудиторию. В конце концов, Путин обращался не к «своим», а к представителям пока еще правящей партии, то есть к США и Европе. Оппозиция — страны БРИК — наблюдала за своим лидером молча.
