Картины из-под железного занавеса

На церемонии открытия экспозиции, развернутой в Музее декоративно-прикладного искусства на Делегатской, замминистра культуры РФ Андрей Бусыгин заявил, что всем нам повезло жить сегодня, в прекрасное время, когда нет никакой цензуры и художники чувствуют себя совершенно свободно. Присутствующие тактично промолчали. По иронии судьбы все выступающие стояли под огромным гипсовым советским гербом.

Польский коллекционер Петр Новицкий привез в Россию свое собственное обширное собрание живописи и скульптуры — произведения, купленные не дельцом арт-рынка, не инвестором, вкладывающим в искусство деньги, а искренним и увлеченным собирателем. Посему у коллекции нет единой концепции: тут и соцреализм второго ряда, и позднесоветский авангард ряда первого. Выставка в некотором роде юбилейная — четверть века назад пан Новицкий приобрел первую российскую картину в Московском горкоме графиков на Малой Грузинской.

Для придания экспозиции большей научности и концептуальности каждый зал получил свое название и свою тематику: «Торжество идеологии», «Фигуративность», «Абстракция». Эти пространства выкрашены в свои цвета, обладают своим особым настроением. По сути это скорее не выставка, а что-то вроде передвижного музея: для выставки, пожалуй, слишком калорийно, чересчур разнообразно. Кажется, что съел обед из первого-второго-компота, а потом еще пирожное, салат и снова суп.

В идеале это собрание работ стоит посмотреть дважды, а то и трижды — недаром выставка продлится до 8 октября. С российской стороны тут есть всё для любителей советского неформального искусства: узнаваемый и без подписи Илья Кабаков, столь же знаковый Дмитрий Врубель, политизированный донельзя Анатолий Брусиловский, Владимир Яковлев, Владимир Немухин. Эдуард Гороховский с его размашистой шрифтовой композицией «Ленин-Сталин» и Эрик Булатов со спокойным, надмирным и классическим уже «Вижу-живу» порадуют ностальгирующих, а зеленый автопортрет Бориса Жутовского (расположенный немилосердно высоко для зрителя) восхитит любителей свободно дышащей живописи шестидесятых, живописи, не скованной вообще никакой идеологией.

Польская же часть сулит множество открытий: мало кто знает, что давление на художников у наших братьев по соцблоку было не такое яростное, не такое беспросветное. По этой причине, наверное, польская часть экспозиции выглядит и более прозападной, и менее застывшей в своем времени. Хотя, безусловно, есть тут и страстно гражданственные холсты: горестная «Эпитафия для шахтера» (Мариан Чапля), страшное «Гестапо» (Яцек Срока), социальные «Мишка и Вовчик» (Кшиштоф Ваховяк). Но они скорее оттеняют сосредоточенность польских авторов на формальных поисках, на чистом искусстве.

Ряд вопросов ставит перед нами эта коллекция. Что лучше для художника: уйти во внутреннюю эмиграцию, отгородиться от государства занавесом в сто крат надежнее любого железа или протестовать, кричать о несправедливости? Писать себе как Макс Бирштейн «Доярку с Холмогор» и «Счастливую женщину», чувственно наслаждаясь каждым мазком (великолепная живопись, кстати)? Или бунтовать, как обитатель сумасшедшего дома Владимир Яковлев? Кто надежнее прописывается в истории искусств — первые или вторые?

„

Давление на художников у наших братьев по соцблоку было не такое яростное и беспросветное; польская часть экспозиции выглядит менее застывшей в своем времени

”

Между этими двумя полюсами, двумя конфликтующими идеологиями неудобно раскорячились авторы типа Адольфа Алексеева, написавшего своего «Ленина» в 1970 году так, будто он, автор полотна, одновременно и Борисов-Мусатов и Лентулов; или вот Марат Самсонов с его «Атакой», предвосхитившей фотодокументалистику Дмитрия Врубеля лет за тридцать до его появления. Очень неожиданно и современно выглядит шрифтовой портрет Болеслава Берута, первого президента послевоенной Польши, созданный неизвестным автором в 1952 году с помощью блеклых газетных букв. Эти лояльные, но совестливые художники пытались вести формальные поиски на минном поле официоза, гуманизировать его и озеленить (задача непосильная и заранее обреченная на провал; зато сквозь годы интересно смотреть на попытки ее решения).

Не таков простодушный живописец Николай Ерохин, написавший в 1970 году абсурдно огромный портрет певицы Руслановой, стоящей в полный рост на фоне зрительного зала: забавно вглядываться в крошечные лица зрителей, отчасти срисованных с фотографий, отчасти довольно примитивно домысленных. Вот оно, какое разное — «Торжество идеологии»! Гораздо более собранной выглядит нефигуративная часть собрания: тут у поляков и россиян общий родитель — Казимир Малевич. Именно абстракционизм сближает польских и российских живописцев, социальное — разводит. Больно разные были палатки у жителей социалистического лагеря: и материал, и фасон — все отличалось, и отличалось сильно. Стоит сходить на Делегатскую, чтобы в этом убедиться. А заодно получить удовольствие от искусства, которое от любой политики оставляет лишь смутное воспоминание. 

На это — вся надежда. Отвечая на вопрос The New Times, Петр Новицкий сказал, что молодые художники должны быть благодарны и счастливы, что им не пришлось жить в те времена, когда почти все было запрещено: «Наверное, как все художники, они недовольны своими свободами, но перед тем как сделать какую-нибудь глупость, они должны представить себе, что с ними было бы тогда — в 60-е и 70-е».



Tweet