Елена Гремина: "Сцены из спектакля времен упадка"

«Тут вам не театр», — сделала замечание публике судья Сырова, когда в зале зааплодировали последнему слову подсудимой Алехиной. Но то было всего лишь «субъективное оценочное мнение», а права была, как всегда в театре, публика — спонтанно среагировав на то, что висело в атмосфере: эти судебные заседания — череда спектаклей, оттого и аплодисменты.

Мы можем предполагать заказчика этого действа, спорить, был ли заказчиком прописан финал заранее. Оценивать, как идет спектакль, констатировать все возрастающее количество зрителей — и в зале, и в виртуальном пространстве. У всех участников свои функции, своя роль. Только после того как падает занавес и судья объявляет время следующего представления, одни получат зарплаты за свои роли: за кормление служебного ротвейлера, за охрану зала, в секси-черной форме федеральных приставов или в олдскульных — синяя юбочка-голубая кофточка, за надевание наручников на девичьи запястья, за обвинительные речи, ходатайства, за вовремя сданные статьи и остроумные или не очень твиты в трансляциях, за репортажи на разных языках. А другие отправятся в тюремную камеру. И вот это уже по-настоящему.

Зал № 7. Высокие чистые окна, на них ухоженные цветы. Российский флаг над креслом судьи — слегка замызганное знамя из дешевого синтетического шелка.

Тут не чисто не грязно, не убого, но некрасиво. А как должно быть оформлено пространство, где ломаются людские судьбы? Подобают ли тут кучи черепов по углам и призрачные монстры над судебным знаменем? Или, если оформлять «под хайтек», к месту была бы бегущая строка со статистикой о том, что сидят у нас сейчас 900 тыс. человек, что умирает из них столько-то, что в судах Москвы выносится 0,6% оправдательных приговоров (против советских средних 10%)?

„

Права была, как всегда в театре, публика — спонтанно среагировав на то, что висело в атмосфере: эти судебные заседания — череда спектаклей

”

Скамья подсудимых. Я ждала клетки, в которой обычно сидят подсудимые, но клетка заменена прозрачным садком. По слухам, это специально сделали для процесса Ходорковского. Итак, прозрачный мутный садок с маленькими прорезями для воздуха на потолке, на торце — для передач бумаги и на фронтальной стороне — чтобы было лучше слышно, когда подсудимый выступает. Прорези эти низко, лицо подсудимого всегда за этим бликующим то ли стеклом, то ли пластиком, оно кажется синеватым и нереальным. Наверное, одна из задач — отгородить эмоционально подсудимого от публики. Но слово, по Солженицыну, пробивает бетон.

Не могу не сказать о нарядных платьях судьи Сыровой. То, что я видела, бело-голубое с обтягивающей в форме капли юбкой до середины колена, заставляет думать об отпуске, о летнем кинотеатре в санатории, о ресторане с холодным вином жарким вечером… Но вот платье скрыто под длинной черной судейской мантией.

Главные персонажи действа — подсудимые, но публика больше смотрит на судью. На ее реакции. Судье явно надоела адвокат Виолетта Волкова, и когда та выступает, судья на нее не смотрит. А вот адвокат потерпевших Лариса Павлова свою роль исполняет с чувством. Когда она говорит Волковой: «Ну вот есть польза от этого процесса для вас, вы хоть прочли церковные правила», — голос ее звенит. Про другого адвоката потерпевших, Алексея Таратухина, вообще говорят, что на самом деле он подписчик «Новой газеты» и личные взгляды его совсем не монтируются с нынешней ролью, но надо сказать, что он выглядит и звучит очень убедительно. Если это так — значит прав был Достоевский, когда в «Записках из мертвого дома» повторял вслед за своими сокамерниками: «Аблакат — купленная совесть». Но нет, мы все же в XXI веке. И публика уткнулась в айфоны и айпады. Быстро жмут на клавиши, особенно на репризах. Сама атмосфера действа: судья уткнулась в бумаги, публика — в свои гаджеты, лица подсудимых призрачно серы за стеклом… Все нереально, фантастично. Люди собрались в этом тесном зале, но кажется, что они все заняты только своим и что их ничего не связывает.

Вместо традиционных цветов, брошенных на сцену, награда за лучшие реплики — перепосты и ретвиты. Врезалось в память: приветливая девушка-охранница, что стояла возле стеклянной клетки и надевала наручники на девушек, после перерыва помогая рассаживаться публике, воскликнула: «Ой, извините, что у нас такой маленький суд! На всех вас не хватает!» На всех — не хватит?