#Культура

Год, когда мы родились

01.07.2012 | Ксения Ларина, «Эхо Москвы» — специально для The New Times | № 22 (250) от 25 июня 2012 года

Театральный сезон глазами Ксении Лариной

Год, когда мы родились. Театральный сезон как зеркало русской революции

Театр не раз предсказывал будущее, театральные катаклизмы нередко опережали катаклизмы общественные, и чисто внутрицеховые, казалось бы, события оказывались недобрым предзнаменованием для всего общества. Театр, как опытный сейсмолог, зачастую дает пугающе точные прогнозы, только общество этих сигналов не слышит. Громкий раскол МХАТа в конце 80-х стал предвестником распада Советского Союза. Громкий развод Таганки весной 1993-го — прообразом грядущей гражданской войны, которую на самом пороге остановил Борис Ельцин. В прошлом году по театрам цепной реакцией прокатились актерские бунты (в театре им. Вахтангова, в театре им. Станиславского, в «любимовской» Таганке), предвосхитив общегражданский «бунт» зимы 2012 года.

52-4.jpg

Заложники

Политический кризис, накрывший страну, катком прошелся по интеллигенции и расколол, растащил, разодрал надвое общество. Власть, привыкшая делить граждан на своих и чужих, на друзей и врагов, на патриотов и изменников, добивалась своего грубо, не гнушаясь самыми подлыми методами. Покупала, пугала, шантажировала, брала на понт, сулила золотые горы или, наоборот, отбирала их обратно.


Гражданская смелость неминуемо влечет за собой смелость творческую: художественный авангард рванул с обочины в самый центр культурного пространства


Трагическим символом времени стала Чулпан Хаматова. Замечательная тонкая актриса, настоящий солдат театра, обладающая редким трагедийным талантом, — она стала заложницей системы. Чулпан — не единственный представитель творческой элиты, вынужденный обслуживать главного кандидата и главную партию. Себе в помощники Владимир Путин избрал как минимум 499 деятелей различных искусств, среди которых попадались как выдающиеся художники, так и обыкновенные дрессированные холуи из рэперов, байкеров и блогеров. Но именно Чулпан стала и героиней, и антигероиней этого циничного сюжета. Выпустив за год несколько тяжелых и важных премьер в Театре Наций и «Современнике», Чулпан выдержала этот невероятный прессинг и со стороны Кремля, и со стороны Болотной. Она молча делала свое дело, не бросая ни профессию, ни свою благотворительную деятельность.

52-1.jpg

Испытания не выдержал ее партнер и товарищ Евгений Миронов, изо всех сил пытавшийся доказать искренность своего выбора. Всенародный любимец допускал одну ошибку за другой: срывался, впадал в истерику, клеймил «интернет-ублюдков» и «бездельников с белыми лентами», и только слепой мог не заметить панического страха в его глазах.

Сопротивленцы

Наблюдать за этими человеческими драмами было невыносимо. Тем более что рядом с ними на те же сцены выходили их товарищи и коллеги, воодушевленные атмосферой абсолютного бесстрашия. Константин Богомолов, Кирилл Серебренников, Максим Виторган, Елена Шевченко, Евдокия Германова, Михаил Угаров, Эдуард Бояков, Максим Суханов, Владимир Мирзоев, Оксана Мысина, Алексей Девотченко, Дмитрий Крымов — полный «театральный» список участников протестных митингов и акций тянет на целый буклет. Режиссеры, актеры, художники, драматурги, поэты, литераторы, музыканты, культурные обозреватели и театральные критики, студенты театральных вузов — целое культурное нашествие совсем молодых и уже не совсем молодых людей, не согласных жить и творить в предлагаемых властью обстоятельствах. Это есть те стилистические разногласия, о которых когда-то говорил Андрей Синявский.

52-3.jpg

Удивительно, что в этих рядах не нашлось места былым властителям дум — за редким исключением. Появление на Чистых прудах Сергея Юрского в дни политического перформанса «ОккупайАбай» было закономерным, он не мог туда не прийти. Как не мог не выйти на Трубную площадь в день своего юбилея 12 июня Иосиф Райхельгауз, а на балконе его театра «Школа современной пьесы» разместил свою передвижную студию телеканал «Дождь». Генриетта Яновская, Кама Гинкас, Александр Гельман, Лия Ахеджакова, Наталья Фатеева — ну это просто ветераны гражданского сопротивления, за которыми потянулись совсем молодые.

Да или нет

Гражданская смелость неминуемо влечет за собой смелость творческую, и связь эта стала очевидной именно в этом году, когда художественный авангард рванул с обочины в самый центр культурного пространства, потеснив традиционный, умиротворенный собственной стабильностью театр больших колонн и больших залов. Показательными в этом году были итоги «Золотой маски»: то, что вчера считалось экспериментом, сегодня стало главным событием. Среди основных призеров не оказалось ни одного спектакля традиционной формы, ни одной работы представителей поколения патриархов. Лучшими стали Андрей Могучий, известный театральный хулиган и сочинитель театральных галлюцинаций («Счастье» на сцене Александринки), Кирилл Серебренников, представляющий почти уличный площадной театр открытых эмоций и политических манифестов («Отморозки» по Захару Прилепину), Юрий Бутусов, любитель театральных перевертышей и парадоксальных интерпретаций классики («Чайка» в «Сатириконе»), и целая команда театральных «хиппи», вырвавшихся на свободу из подвала Театра.doc под руководством драматурга Саши Денисовой («Зажги мой огонь»). Настроение улицы, вспыхнувшее в атмосфере города и страны, ворвалось в затхлое пространство русского репертуарного театра. Жюри и оргкомитет «Золотой маски» не могли не почувствовать этих изменений. На самый популярный вопрос сезона: «Да или нет?» — жюри главной национальной театральной премии хором грянуло «Да!»

52-5.jpg

Держаться за трухлявые пни советских святынь — любимое прибежище демагогов от искусства. Они требуют призвать к порядку зарвавшихся «авангардистов» с той же страстью, как это делал пятьдесят лет назад Хрущев, и так же готовы предать суду, закрыть, запретить, отобрать право, создать комиссию, вернуть худсоветы. Режиссер Валерий Фокин на страницах газеты, не стыдясь, оскорбляет своих коллег, ставит под сомнение итоги главной национальной театральной премии. Как будто не помнит, что сделала с ним театральная номенклатура в конце 80-х, когда он попытался провести реформу в Театре им. Ермоловой, был практически изгнан из страны и зализывал раны где-то в Польше.

Смена поколений

Тогдашний оппонент молодого бунтаря Фокина и его творческий соперник Владимир Андреев в этом сезоне совершил поступок беспрецедентный: он публично заявил о своем уходе с поста художественного руководителя Театра им. Ермоловой и публично же передал власть «молодому» Олегу Меньшикову. Без склок, скандалов, сердечных приступов и криков «Мерзавцы!» Меньшиков был представлен труппе театра новым московским министром культуры Сергеем Капковым в присутствии прежнего худрука, который с улыбкой пожал ему руку и пожелал успехов. Меньшиков посмотрел весь репертуар и снял, по слухам, 26 спектаклей! Страшно? Конечно, страшно.

Примеру Андреева последовал Эдуард Бояков, основатель и руководитель театра «Практика», хотя он в два раза моложе Андреева и не страдает отсутствием творческих идей. Но объявив о сложении с себя полномочий руководителя, он представил своего преемника — драматурга и режиссера Ивана Вырыпаева и объяснил свое решение тем, о чем вот уже который месяц грезит российское гражданское общество: «Власть должна быть сменяемой! Несменяемость власти убийственна для жизни человеческого духа!» Одним из новых проектов Боякова в этом сезоне стало открытие «Политтеатра» в Большом зале Политехнического. Это театр, основанный на культовых литературных текстах: здесь Филиппенко читает Солженицына и Шаламова, Смехов читает Сорокина, а Верочка Полозкова — свои стихи. Сюда приходит публика, которую пропустил, просмотрел традиционный репертуарный театр: это та молодежь, которая легко ориентируется в современном мире, не желающая плыть по течению и строить свою жизнь по указанию идеологических начальников. А эту публику наш номенклатурный театральный олимп боится и не понимает. Им кажется, что впустить нецензурную брань на сцену и грохнуть децибелами тяжелого рока — это значит освоить молодежный язык. Как они ошибаются!


Театральный сезон во многом стал отражением сезона политического. И это не веяние моды, это попытка вернуть театр в пространство общественного интереса


Сегодня выигрывает тот, кто не боится — ни зрителей в зале, ни людей на улицах, ни табуированных тем, ни новых рискованных форм. Режиссером этого сезона, безусловно, стал Константин Богомолов, показавший московской публике три спектакля, объединенных в триптих о прошлом, настоящем и будущем нашей страны и нашего общества: «Лир» («Приют комедианта»), «Событие» (МХТ) и «Год, когда я не родился» (Театр Табакова). Константин — один из самых спорных, самых провокационных, самых безжалостных художников современного российского театра. Каждый спектакль рождается с огромным трудом, прорываясь сквозь вековую паутину навязанных десятилетиями стереотипов и моральных запретов. И каждый раз, добираясь до зрителя, он неизбежно вызывает какую-то огневую бурю споров, восторгов и возмущений.

Кирилл Серебренников, получив в свое распоряжение несколько залов «Винзавода», открыл там целую художественную лабораторию, где можно путешествовать из жанра в жанр, соединяя их в самых экзотических формах. «Седьмая студия МХТ» Серебренникова — новая точка отсчета в нашей театральной истории, идти по этому странному коридору страшно и интересно одновременно. Театр.doc, вчера еще числившийся в маргиналах, сегодня во многом определяет эстетику гражданского сопротивления: недаром их главная премьера сезона — политический фарс «БерлусПутин» был сыгран Евдокией Германовой и Сергеем Епишевым прямо на Чистопрудном бульваре под восторженные овации участников «ОккупайАбая». В этом году команда Михаила Угарова освоила еще одну площадку — Центр на Беговой, где уже в более комфортных условиях выпустила несколько новых работ, в том числе поразительную по атмосфере и степени откровенности премьеру Саши Денисовой «Пыльный день».

52-2.jpg

Театральный сезон во многом стал отражением сезона политического. И это не веяние моды, не конъюнктура и не тупая злоба дня. Это естественная попытка вернуть театр в пространство общественного интереса, и если это случится — тогда можно вновь всерьез отвечать на вопрос: а может ли искусство что-то изменить? Может.




×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.