Русские общественные деятели, писатели, поэты и философы, начиная с царевича Алексея, давно уже поделились на две команды в ходе матча за и против Петра Великого. У одной команды, из западников и чуждых им этатистов, лозунг: «Власть всегда права, реформы любой ценой». У другой, из правозащитников и гуманистов, и текстовка другая: «От какого наследства мы отказываемся и почему».
Бывает и хуже: философ Дмитрий Мережковский утверждает, что вся наша интеллигенция из этих реформ вышла. А писатель Мережковский в романе «Петр и Алексей» рисует Петра форменным чудовищем, сыноубийцей, но сравнивает с Богом-Отцом, который ведь отправил на смерть своего единственного сына, и тоже ради рода человеческого. У Пушкина та же раздвоенность. У Алексея Николаевича Толстого ранний рассказ «День Петра» (1918) и поздний роман «Петр Первый» диаметрально противоположны в трактовках. Значит, все-таки Петр I сидит у нас в печенках и надо с этим разобраться. 340 лет со дня рождения — Петр родился 9 июня 1672 года — хороший предлог.
Вот что говорит Алексей Толстой в «Дне Петра» о петровских реформах: «…Думать, даже чувствовать что-либо, кроме покорности, было воспрещено. Что была Россия ему, царю, хозяину, загоревшемуся досадой и ревностью: как это — двор его и скот, батраки и все хозяйство хуже, глупее соседского? И пусть топор царя прорубал окно в самых костях и мясе народном, окно все же было прорублено, и свежий ветер ворвался в ветхие терема. Но все же случилось не то, чего хотел гордый Петр; Россия не вошла, нарядная и сильная, на пир великих держав. А подтянутая им за волосы, окровавленная и обезумевшая от ужаса и отчаяния, предстала новым родственникам в жалком и неравном виде — рабою».
„
Нарядив страну в европейские костюмы, дав ей европейский досуг, отправив учиться в Европу, расколов византийскую тишину, отодвинув подальше монахов и попов, Петр не дал свободы никому, кроме себя
”
Либеральные историки давно уже сговорились на том, что, прорубив окно в Европу, Петр распахнул дверь в Азию. А зловредные англичане сравнили петровские реформы с телефонной будкой, где висит телефон, по которому нельзя говорить: нет проводов. Нарядив страну в европейские костюмы, дав ей европейский досуг, отправив ее учиться в Европу, расколов византийскую тишину, сделав боярышень из затворниц светскими дамами, дав Москве и Петербургу за образец Немецкую слободу, отодвинув подальше монахов и попов, Петр не дал свободы никому, кроме себя. Не отменил пытку, более того, пытал собственноручно, не уважал достоинства ни в ком, придерживал при России Украину. Он не понял, что свобода, гуманизм, самоуважение, реальный парламент, а не раболепный Сенат — это тоже прогресс, не хуже парика и плясок на ассамблеях. Боярин Василий Голицын, любовник правительницы царевны Софьи, был западник и реформатор, но Петр позволил его сослать. Петру он был не нужен: его нельзя было бить по морде, как безродного Алексашку Меншикова.
Петр не любил равных и не терпел возражений. Именно его решение опереться на бедных и незнатных исполнителей привело к тотальной коррупции: у его соратников не было вотчин, и они торопились ухватить что можно.
Реформы делались топором, но потом придет Екатерина Великая, наведет лоск и даст дворянам побольше свобод. Еще западнее страна свернет при Александре Освободителе. И наконец, Ельцин, не лазая в окна, просто разрушит стены и сорвет с дома крышу. Но всякий раз реформы будут кончаться единым военным порывом в имперских душах российского населения.
Петровская методика органична для России, но Пушкин отвел российской интеллигенции особую роль. Она — тот самый бедный Евгений, который обязан встречать любых забывающих о законах и человеческих правах Медных Всадников России своим: «Ужо тебе!»
