«Российский судья — самый зависимый на свете человек»

Я работал в налоговой инспекции юристом. Председатель одного из районных судов Волгограда предложила мне стать судьей. Чтобы хоть немного понять уголовное судопроизводство, пошел в адвокаты, отработал девять месяцев, потом сдал экзамены на должность судьи. Когда пришел президентский указ о моем назначении, меня, можно сказать, охватил страх: быть судьей, судить людей, потом в мыслях и в душе тащить весь этот негатив домой… А еще ответственность — тоже страшно. Но я начал работать.

Оправдательный приговор у меня в практике был только один — по делу об уклонении от уплаты налогов. Выносить оправдательные приговоры для судьи бессмысленно: во-первых, тебя сразу начинают подозревать в коррупции, во-вторых, они почти наверняка не устоят в вышестоящей инстанции, в-третьих, по итогам года отмененные оправдательные вердикты будут расценены как брак в работе. Последние годы, когда я работал в областном суде, дела почти не рассматривал. В основном занимался административной работой. Глава областного суда Сергей Потапенко меня туда и пригласил как «рабочую лошадку» — разгребать завалы. В судах Волгоградской области было более двух тысяч нерассмотренных дел. Люди ждали приговоров по несколько лет, потерпевшие ждали, когда их в двадцатый раз вызовут в суд. Мы с коллегами два года ездили по районным судам. Справились. Осталось всего девять нерассмотренных и не сданных в архив дел.

Вот звонит мне прокурор или следователь из Следственного комитета и говорит: «Можно я к тебе подойду поговорить?» И не скажешь: «Нет, не приходи». Он приходит и начинает: «Знаешь, такая история… Есть информация, что тебе занесли мешок с деньгами, чтобы ты правильно решил».

Положим, человека посадили по заказу прокуратуры или Следственного комитета. А вдруг судья возьмет и этого человека из-под стражи отпустит? Вот тогда судью и меня, как его начальника, предупреждают: на вас, мол, падет тень — дескать, отпустили за взятку.

В Камышинском районном суде рассматривалось дело о незаконной охоте. Обвиняемые — начальник налоговой службы Волгоградской области и еще двое чиновников. Якобы они убили косуль, когда охота на них еще не была открыта. Председатель областного суда Сергей Потапенко вызывает меня и говорит: ему звонил начальник местного ФСБ и очень интересовался этим делом. Мы пригласили к нему в кабинет судью, который должен был рассматривать это дело в Камышинском суде. Потапенко ему говорит: «Нет доказательств, выноси оправдательный приговор, есть доказательства, выноси обвинительный!»

Когда мы вышли из кабинета, судья то же самое спросил: «Не понимаю: что он от меня хочет? Не можете подсказать?» Отвечаю: «Я разбираю этот эзопов язык не лучше, чем ты. Но давай подумаем: звонил начальник УФСБ. А он вряд ли заинтересован в оправдательном приговоре. Наверное, налоговик кому-то мешает».

Там было серьезное нарушение процессуального права. Следственные действия — протокол осмотра места происшествия, изъятие убитых косуль — проводились до возбуждения уголовного дела. Это означает, что даже если преступление имело место, доказательства являются недопустимыми. Я сказал об этом председателю облсуда. И когда по делу был вынесен обвинительный приговор, а подсудимые обжаловали его у нас, в облсуде, Потапенко даже заменил меня в кассационной «тройке». Наверное, боялся, что кассационная инстанция с моим участием этот приговор отменит. И приговор остался в силе. Вообще судьям, как правило, не дают конкретные указания, как решать то или другое дело. Опытный судья сам знает, какое решение принять, ему не надо подсказывать. 

Да, это такой «птичий» язык… Судьи никому не верят, даже друг другу. Даже если мы дружим… а вдруг у меня в кармане диктофон и я записываю разговор?

Да, боятся, что один другого подсидит. Кроме того, профессия накладывает отпечаток, люди становятся черствыми, безразличными, циничными. Очень сложно человеку, если его постоянно унижают, если он знает, что не имеет права высказывать свое мнение, даже если оно у него есть. Когда судья рассматривает заказное дело, он прекрасно понимает, какой у него выбор: выполнить волю начальника или снять мантию. Из-за этого многие судьи крепко выпивают.

Среди дел, которыми я занимался, были и не самые простые. И представители местных элит были недовольны, что я копался в них. Последней каплей стало дело против начальника одного из ОВД и главы районной администрации. Их обвиняли во взятке и вымогательстве. Я считал, что они виновны, а председатель говорил, что им надо дать «условно». Когда их приговорили к реальным срокам, Потапенко сказал, что «мои акции упали ниже городской канализации». Потом в Верховном суде приговор по этому делу устоял. Но Потапенко все равно заявил, что я не справляюсь с работой, утратил контроль над судьями, и перевел с заместителя председателя по уголовным делам в коллегию по административным делам.

Скажем так: совсем не интересная для меня работа. Я ушел в отпуск. Потапенко звонил мне и говорил, чтобы я возвращался из отпуска, дескать, есть решение председателя Верховного суда Вячеслава Лебедева о моем увольнении. Он даже приходил ко мне в больницу, где я лечился. Я посылал Лебедеву телеграммы: меня вынуждают уйти в отставку, ссылаясь на вас. Все было очень драматично.

Меня бы все равно лишили полномочий или сфабриковали уголовное дело. Были даже угрозы. А у меня дочь во втором классе. Так что я подумал: стоит ли ради работы подвергать опасности семью?

Я написал 86 обращений в правозащитные организации, президенту, премьеру, в Верховный суд. Просил обратить внимание на регион, говорил о том, что судебная власть развалена и деморализована. Говорил, что в регионе создана устойчивая коррупционная система, состоящая из представителей правоохранительных органов и судебной власти. Называл фамилии.

Меня пригласили в администрацию президента России, встреча там должна состояться в ближайшие дни. А Совет судей области направил в Совет судей РФ и в Высшую квалификационную коллегию судей обращение: они хотят лишить меня статуса судьи за нарушение судейской этики.

Я бы хотел работать в суде и сделать его независимым. Ведь на бумаге, в УПК и ГПК**Уголовный и Гражданский процессуальные кодексы. все написано правильно. Нужно просто исполнять законы. Но главное — отменить телефонное право. Я, бывало, на совещаниях шутил: у нас самый независимый судья — это судья мирового суда, потому что рассматривает незначительные дела. Судья зависит от всех: от сотрудника ФСБ, потому что, когда судью переназначают на должность, требуется справка из ФСБ. А если ты кому-то в этой структуре не угодил, у тебя в личном деле может оказаться справка-донесение какого-то агента «Б», например, что ты взял взятку. С другой стороны, на судью своим обвинительным уклоном давит прокуратура. С третьей, давит председатель суда — ему тоже судьи хотят угодить. Вот вам и судейская «независимость».