Рена с нами — и хрен с ними!

Сказать ей прямо в глаза: «Ирена, вы великая женщина» — хотелось давно, но возможным до сей поры не представлялось. Лесневская на язык остра и наверняка ответила бы подобно Раневской: «Пионэры, идите в жопу!» В отличие от своих забронзовевших бывших коллег по телевизионному цеху, полностью утративших адекватность самовосприятия, Ирена Стефановна сохранила и умножила самоиронию, и пафос ей ментально чужд. Но юбилей — прекрасный повод, чтобы, осилив робость давнюю свою, все же высказать ей то, чего она безусловно заслужила: ИРЕНА, ВЫ ВЕЛИКАЯ ЖЕНЩИНА!

Ну, конечно, великая, какая же еще? На самом сломе эпох, когда о независимых телекомпаниях еще никто слыхом не слыхивал, она, пустив под откос собственный четвертьвековой стаж в Гостелерадио, ушла в никуда, зарегистрировав вместе с юным тогда сыном Митей компанию REN TV. Впрочем, о ней и в Гостелерадио ходили легенды. Она, будучи простым ассистентом режиссера (повышение по службе Лесневской, как бывшей жене диссидента, не светило), осмеливалась спорить с самим председателем Лапиным. Рассказывали, как однажды всесильный, но просвещенный сатрап несколько часов дискутировал с ней о поэзии Серебряного века, после чего в ее программе вместо сорока с чем-то вырезок было сделано всего пять или шесть.

Но обрыдло ей Гостелерадио, и ушла она делать свое ТВ. И сделала ведь! С нуля! Перед ее обаянием и напором не устояли Эльдар Рязанов и Леонид Филатов, Владимир Молчанов и Юрий Рост, Юрий Никулин и Григорий Горин. Их авторские программы, вошедшие в «Золотой фонд ТВ», стали и визитной карточкой новорожденного REN TV. Название это мать и сын Лесневские поначалу трактовали как перевод с латинского: Ren — почка. То есть зарождение новой жизни. И хотя с новой жизнью все у них безусловно получилось, бренд REN TV сразу и накрепко связался в сознании благодарных современников с именем его матери-основательницы.

А через пять лет Лесневская запустила целый телеканал — одной производящей телекомпании ей оказалось мало. И сразу провозгласила, что наиглавнейшим принципом ее телеканала будет интеллигентность — безумству храбрых поем мы песню! Свою «песнь» спел по случаю открытия нового канала и давний друг Ирены Булат Окуджава, что тоже было событием нерядовым — каким еще телеканалам посвящали стихи поэты?

И они, Лесневские, сколько могли, старались оправдать надежды своих преданных зрителей: делали умные программы, показывали хорошее кино, избегали попсы, устраивали фестиваль Булата Окуджавы.

Недолго музыка играла… Впрочем, это как посмотреть. Когда почти все остальное телепространство уже было зачищено от свободомыслия и экспериментов, REN TV в своих «Неновогодних «Огоньках» еще позволял себе «стебаться» над неприкасаемыми. «Ап, и тигры у ног моих сели», — пел у них сконструированный на компьютере «Путин», щелкая бичом. Невозможная смелость — даже по тем, относительно еще вегетерианским временам. А главное, как они всё угадали!

Канал пришлось отдать. Новые владельцы латиницу сменили на кириллицу, сохранив, однако, в названии имя прежней хозяйки. РЕН без Ирены — нонсенс, конечно, но кажется, что именно она, Ирена, помогает хранить дух старого REN TV в немногих уцелевших после нее программах.

А что же Ирена? Ушла на покой? Занялась внуками? Устроилась в каком-нибудь уютном местечке у самого синего моря? А вот и нет. «Я бы задохнулась от молчания, — сказала она потом. — Я вообще, видимо, создана для экстремальных ситуаций, потому что в такие моменты сжимаюсь, как пружина, и пру, как танк». Сжалась — и принялась за новое дело, за журнал The New Times, вы и держите его сейчас в своих руках.

Ирена Лесневская — вообще человек бесстрашный. Она делает то, что хочет, говорит то, что думает, живет как ей нравится, общается с тем, кого любит, не боится сказать в лицо негодяю, что он негодяй.

А еще она помогает людям в беде — тихо и для посторонних глаз незаметно. Деньгами, связями (не говоря уже о простом дружеском участии). А какая она мать! А какая бабушка! А как она танцует!

Словом, Ирена Стефановна Лесневская, просто Ирена — великая женщина, живущая жизнь в гармонии с самой собой и помогающая окружающим ее людям сохранить точки опоры в мире, где совесть, благородство и достоинство стремительно утрачивают цену. Кто-то когда-то пошутил: «Рен» с нами — и хрен с ними». Ирена с нами — это главное!

С юбилеем, дорогая Ирена Стефановна! От имени и по поручению ваших друзей из «Новой газеты» — Ирина Петровская.

Спасибо.

Около шести часов утра я возвращался со сдачи номера домой. Шел пешком по пустой мартовской Москве, немного пьяный, чуть-чуть счастливый, в кармане — листочек с распечатанной обложкой только что сданного номера, почему-то мандарин и последний (глупо же заменять слово «последний» на «крайний» из каких-то суеверных соображений — увы, на то, последний или нет, влияют не только прилагательные) номер «Нью Таймса».

И вот около памятнику Пушкину, в этой пустой и какой-то потерянной Москве я увидел красивую женщину в светлом пальто, она шла в сторону Тверского бульвара, и мне показалось — нет, я уверен — улыбнулась мне. Это была Ирена Лесневская, я тогда еще подумал: наверняка она идет в редакцию журнала, номер которого у меня лежит в кармане, и удивился, почему в такой ранний час.

Мне очень повезло. В детстве, когда к моим родителям приходили друзья, я старался затаиться где-нибудь и превращался в слух. И пока кто-нибудь не спохватывался, что пора мне спать, «участвовал» в этих застольях. Это, наверное, звучит слишком приторно, но это правда были моменты счастья — дедушка, бабушка, мама с папой дружили с удивительными людьми, и слушать их, их споры, их тосты, их шутки, их воспоминания было абсолютным счастьем. Это был волшебный хор. И хотя его никогда не собрать больше, он никуда не пропадает.

Так устроена жизнь, что рядом с тобой всегда где-то за спиной стоит отчаяние. Оно просто существует, и ты знаешь о нем. Иногда оно подходит ближе, обнимает за плечи, и вот уже ты лицом к лицу с тем, с чем справиться так сложно. И у каждого есть свои союзники, у меня — этот реальный или придуманный волшебный хор, в котором есть те, кто давно умер, и те, кого я и вовсе не знал или не знаю.

Но это не только про частные переживания, а о камертонах времени, о тех, кто стоит не только с тобой рядом, но с твоим поколением. Мы же все время говорим, что нет нравственных ориентиров и моральных авторитетов. Их правда нет, потому что эти слова, хорошо это или плохо, ничего не объясняют. Но те, о ком ты думаешь, не зная их, гордишься тем, что можешь ходить с ними по одним улицам (и — что важно — по бульварам!), кому веришь — они есть.

Всё, конечно, было совсем не так. То есть я правда шел по утренней Москве, у меня правда был в кармане тот самый журнал, я правда был немного счастливым, но Ирену Лесневскую я не встретил.

Тогда, несколько месяцев назад, я шел по городу и выдумал себе встречу с Лесневской, потому что эта встреча мне была очень нужна. И я ее «встретил». И встречаю каждую неделю — как один из голосов честнейшего журнала страны. Встречаю человека, дающего стольким людям воздух (из старого интервью «Новой газете»: «Я купила кислородную подушку — для себя и своих друзей. Думаю, тысяч пятьдесят желающих подышать кислородом мы найдем»). Говорящего правду («бывали смутные времена, но сегодня — самое подлое»). Обладающего верой в то, что все возможно, даже когда кажется, что все потеряно («Россия — фантастическая страна. Она — птица феникс»). Одаренного невероятной любовью к жизни («Черт его знает. Жизнь — фантастическая штука, пестрая и разная. И этот период — настолько песчинка в мироздании! И это пройдет»).

Человека, одаренного свободой — внутренней, любой. И бесстрашного.

Эти определения ничего не объясняют, но они и есть тот волшебный хор, без которого не пройти по утренней потерянной Москве. Он есть — и ты счастлив, а женщина в светлом пальто, идущая навстречу, улыбнется тебе.

Спасибо.