Одна эмигрантка, давно переехавшая на североамериканские берега, пересказала мне поучительный диалог с собственной дочерью. Дочь, воспитанная в патриотическом ключе, учила русский язык — в частности, по пословицам и поговоркам…

И однажды спросила у мамы: что это значит — «кто не работает, тот не ест»? Мама объяснила. Дочка не поняла: как, а велфер?

«Сидеть на велфере» — первое словосочетание, выученное тысячами наших эмигрантов… Кто не работает, все равно ест! Он не встает по будильнику, не смотрит за завтраком дорожный трафик, боясь опоздать на работу; не вздрагивает от ползущих вниз рыночных котировок… — а ест между тем вполне сносно.

На велфер легко «сесть» — встать потом бывает очень трудно. Лечь ничком окончательно — куда легче…

Путешествуя по бескрайним здешним просторам, пересекая на автомобиле то канадскую Альберту, то американскую Аризону, мы регулярно попадали на территории индейских резерваций. Несколько раз за это время вдоль дороги виднелись их жилища — домами назвать это было нельзя…

А проезжали мы края бедные и даже, пожалуй, очень бедные и часто гадали, как и чем выживают люди в этой пустыне; но в самых суровых пейзажах стены и заборы фермеров стояли под прямыми углами; то немногое, что человеку удавалось отбить у природы, содержалось в подчеркнутом порядке — места же проживания индейцев были отмечены привычным для российского глаза пренебрежением к вертикали…

На вопрос: чем заняты хрестоматийные навахо и сиу в эпоху интернет-технологий — наш провожатый только пожал плечами: пьют.

Это не бедность. Бедность — это обстоятельства, а тут — выбор. Индейцы живут так, потому что не хотят жить по-другому. Или уже не могут? Грань между традицией и биологическим отбором почти неуловима.
 

Каждый божий день к Боровицким воротам подъезжает сотрудник DHL и просит хозяев страны расписаться за посылочку со вчерашней нью-йоркской биржи  


 

Парадоксальным образом в этом тоже виноваты белые… Америка, избывающая свою колониальную вину, обложила уцелевшее краснокожее население такими немыслимыми пособиями и льготами, что отбила у потомков Чингачгука последнюю охоту трудиться.

Юный индеец может вне конкурса поступить в любой университет — но зачем ему эта головная боль, если имеется наследственное право безакцизно торговать куревом и собирать пенку с игрального бизнеса?

Деградация? Да, но какая уютная!

Ничего не напоминает?

Оставим в покое североамериканских краснокожих, подойдем к зеркалу, вглядимся в цвет собственного лица.

Уже второе десятилетие огромная страна, за XX век — своими силами, без всяких колонизаторов, — вырезавшая миллионы лучших своих граждан, живет, в сущности, на пособие. На огромное нефтегазовое пособие — куда там индейцам с их игральными автоматами!

Каждый божий день к Боровицким воротам подъезжает сотрудник DHL и просит хозяев страны расписаться за посылочку со вчерашней нью-йоркской биржи — $106 за баррель, $110 за баррель…

Необязательно выигрывать изнурительную конкуренцию — «пускай немец», по гоголевскому слову, «из копейки тянется», пускай акционеры «Мерседеса» ломают головы над тем, как обойти на повороте трудоголиков-японцев…

А мы распилим еще пяток-другой миллиардов типа на поддержку «жигуля» — кусок побольше отдадим предводителю питерских команчей с его товарищами по лубянским прериям; остальное отвалим трудовому краснорожему коллективу, за политическую поддержку. Вот и ладушки.

А ездить будем на том самом «мерседесе» или на худой конец на «тойоте» — деньги-то, слава богу, не кончаются! Вон, пока пилили, почтальон новых подвез…

А что однажды халява кончится и мы попросту вымрем вслед за потомками Чингачгука, — ну так один раз живем, чего об этом думать.




 


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.