
Технологически операция по пересадке почки считается несложной...
3,5 тыс. человек в России нуждаются в пересадке почки. Большая часть из них до нужной операции не доживет. Почему люди, которые могут быть спасены, должны умирать?
![]() |
...но ждать орган для
трансплантации приходится долго, годами живя на «искусственной почке» |
Убийственные цифры

Многие думают, что трансплантация — это самая высокотехнологичная, сложная область хирургии. И тогда чего тут удивляться: технологии у нас — слабое место, и не только в медицине.
На самом деле суть совершенно не в технологии: сама операция была освоена и впервые проведена в 1965 году тогдашним министром здравоохранения академиком Борисом Петровским. Сегодня она занимает три часа и считается несложной. Дело — в устройстве власти, в политике здравоохранения, в настроении людей и традициях.
Тотальное недоверие
В двух фильмах Педро Альмодовара сюжет разворачивается в испанских больницах, и мы видим среди героев координатора забора органов. Его работа — отслеживать смертельные случаи, оперативно уговаривать родственников умершего, чтобы они дали согласие на пересадку органов. Для этого координатор проходит специальный психологический тренинг; частота отказа от дачи органов в больницах, где есть такие специалисты, не более 3%. Координаторы есть в каждой больнице, они объединены в национальную сеть: получив орган, координатор заботится о немедленной его передаче нуждающемуся пациенту. Это дело стало общенациональным, в стране прошло несколько успешных кампаний в поддержку донорства. Большую роль в налаживании этой системы сыграли католики, выдвинувшие лозунг: «Завещайте ваши органы, они не пригодятся вам на небе». В мире эта детально скоординированная система называется «испанская модель»; результат — в Испании делают 55 пересадок в год на 1 млн жителей.
В России получить почку умершего пациента можно, только если у него нет близких. По закону врачи имеют право забрать органы у любого умершего больного: у нас действует презумпция донорства — очень прогрессивная норма, которая есть не во всех европейских странах. Но на практике, если в ситуации присутствуют родственники, врачи предпочитают не связываться. Слишком легко оказаться жертвой скандального разбирательства; и нет никакого мотива рисковать своей шеей, потому что правила не принуждают врачей бороться за органы. Недавно в одной знакомой больнице был скандал: зять утверждал, что его 91-летнюю тещу врачи уморили ради почки. Это нонсенс — и это показывает, что общество поражено всеобщим, тотальным недоверием. В такой ситуации врачам проще всего ничего не делать, чем бороться за органы.
„
На нефрологическую помощь денег выделяется достаточно. Но только распределяются они с убийственным — в буквальном смысле — головотяпством
”
Дело не в бедности
В США очень развито так называемое эмоциональное донорство (как правило, между супругами, то есть родственное), так делается большинство пересадок. Результат — 44 пересадки в год на 1 млн жителей. В России это невозможно, по закону можно отдать почку только кровному родственнику (супруги таковыми не считаются).
Нельзя брать органы у неродственников, мало почек от умерших пациентов — как быть в этой ситуации человеку, у которого жизненно важный орган отказывает? Отчаявшиеся едут в Пакистан, за нелегальной пересадкой. Там бедные люди продают собственную почку за $2–3 тыс., врачи за $30 тыс. делают пересадку, через несколько дней отправляют пациентов домой — и российским врачам часто приходится иметь дело с послеоперационными осложнениями (не менее 10 случаев в год в больницах крупных городов). В последнее время Пакистан придавил у себя эти криминальные практики. В других странах Азии, где нет криминала, пересадка (но только для собственных граждан) налажена хорошо: в Иране 30 операций в год на 1 млн, в Сирии — 16, в ОАЭ — 19, в Турции — 33. Большинство операций проходит успешно.
Нельзя списывать проблемы на бедность: ведь Россия последние десять лет купается в нефтяных деньгах. И хотя на медицину государство тратит позорно, по-африкански мало (3,5% ВВП; в США — 16%), профессор Томилина утверждает, что даже на самые дорогие виды нефрологической помощи денег выделяется достаточно. Но только распределяются они с убийственным — в буквальном смысле — головотяпством.
Вот пример. Дороже всего стоит диализ: сам аппарат и регулярные сеансы очищения крови на нем, которые проводятся годами. Это «искусственная почка», единственный способ дожить до пересадки. Беда в том, что деньги на диализ выделяются областными бюджетами, а на пересадку — федеральными. Подвох вот в чем: допустим, вы живете в Липецке и вам там делают диализ. Ближайший федеральный центр, где делают пересадку, — Москва. Вам надо жить годами на расстоянии двух часов езды от операционной в ожидании почки. Но жить в Москве вы не можете, потому что там вам не сделают диализ, по крайней мере бесплатно. Или платите 1 млн рублей в год, или живите до конца дней на диализе в своем городе; такая жизнь гораздо менее продуктивна и просто коротка.
Таких смертей не должно быть в XXI веке. «Отказ почек — это не приговор в нормальном обществе», — считает Наталья Томилина. Это диагноз обществу и власти, которые закрывают глаза на проблемы, успешно решаемые в других странах, даже более бедных, чем Россия. Во всем мире люди стали жить дольше, а значит, стали доживать до болезней, до которых раньше не доживали из-за эпидемий и войн. И тут особенно уязвимыми оказываются граждане государств, где по-прежнему мало ценится человеческая жизнь. А это проблема не медицинская — политическая.