«…aut bene, aut nihil» (лат.) — «...или хорошо, или ничего»
Первой мыслью было: оставить под эпиграфом пустую полосу — и подписаться.
Но не будем отшучиваться черной шуткой. Сергей Михалков — слишком важное имя для ушедшего российского века, и его смерть, как всякая смерть человека такого общественного масштаба, — повод для остановки и размышления.
Он был очень талантлив.
Прошедшее время в этом предложении можно было с чистой совестью употреблять уже много десятилетий назад, но его строчки в «Чукоккале» фиксируют первоначальный уровень божьего дара с полной несомненностью. И собственно поэтического дара, и остроты человеческого чувства.
«Я иду по городу, длинный и худой,
Неуравновешенный, очень молодой…»
Это грустное стихотворение — о собственной смерти. Оно написано в 1937 году. Он мог бы сгинуть в той слепой лотерее, и сегодня мы изредка вспоминали бы юного, погибшего на взлете поэта — в обширном мартирологе ХХ века…
Но все случилось как случилось. Неуравновешенный молодой человек быстро остепенился и выбрал свой путь. И уже спустя десять лет его имя вошло в русскую литературу — вошло в том железобетонном контексте, который исключает трактовки и не требует комментариев.
Слово «Михалков» стало абсолютом, знаком жизненной философии. Он не потерял своего блестящего остроумия. Его цинизм носил принципиальный характер и не притворялся ничем другим. «Учи слова», — в ответ на реплику коллеги по поводу качества текста в первом варианте гимна.
Со Сталиным, без Сталина, с орлом, без орла… Сергей Михалков колебался вместе с линией партии, совершенно не колеблясь: раз и навсегда изъяв из обращения опасную категорию стыда, он оставался верен избранным правилам. И его последовательность в отстаивании этих правил была не меньше последовательности Бродского или Солженицына — оттого таким обаятельным был его цинизм…
История вынимает из сетки золотоискателя драгоценные крупицы, а грязь вытряхивает обратно в реку, которую для простоты мы назовем Летой. Будем же благодарны за эти крупицы и хотя бы сегодня не будем рассматривать грязь слишком пристально.
Он на самом деле был очень талантлив.
Его история обратна истории Дориана Грея. Юный Михалков сделал выбор и прожил длинную жизнь в соответствии с этим выбором, и лицо его менялось по мере реализации жизненного плана.
Но в каком- нибудь чулане (может быть, именно в Куоккале?) должен храниться портрет юного поэта — длинного и худого, неуравновешенного, влюбленного в молодую Наталью Кончаловскую...
Июль 1941-го. Одесса. Фото А. Егорова
