Есть у революции конец

Самым скандальным фильмом последних месяцев стал «Бруно» с Сашей Бароном Коэном в главной роли. На Украине его запретили за «художественно не оправданную демонстрацию половых органов». В США он вышел в лидеры прокатного уик-энда, с ходу заработав $30 млн (потом интерес к нему угас). У нас он шокировал зал, хохотавший громко, но нервно.
Британский комик Саша Барон Коэн прославился три года назад после фарса «Борат: исследование американской культуры во благо великой казахской нации» (номинированного, между прочим, на «Оскара» за лучший сценарий). Его фирменный стиль — непристойность, то есть шутки неполиткорректные и физиологические. Типичный сортирный юмор — в данном случае это не оскорбление, а четкое определение жанра. Тем не менее он не дешевый охальник, а хулиган-интеллектуал. Его творческую профессию точнее всего обозначить термином «акционист».
Критики, и наши и не наши, разошлись во мнениях, считать ли «Бруно» (в котором герой-гомосексуалист, мелкий телешоумен из Австрии, отправляется покорить Америку, чтобы стать вторым знаменитым австрийцем после Гитлера) фильмом полит- или антиполиткорректным, прогейским или гомофобским. На самом деле «Бруно» высмеивает тягу американцев к славе, миротворческие и прочие гуманистические деяния голливудских звезд (в частности, усыновления-удочерения малышей из третьего мира, что, по Коэну, они делают ради саморекламы) и… да-да — гомофобию. Фильмы Коэна лишь притворяются неполиткорректными, чтобы показать, как общество — любое — прикрывает политкорректностью ханжество и скрытую неприязнь ко всяким меньшинствам и -измам. Сошлись же критики в простом наблюдении: «Бруно», от которого поначалу дико хохочешь, пусть иногда и нервно, вдруг становится скучным. Хотя потрясшие украинских цензоров половые органы с экрана не исчезают до самого конца фильма.
«Бруно» — знак того, что закончилась очередная радикальная эпоха — торжества этой самой политкорректности. Политкорректность стала одной из самых разумных идеологий человечества, поскольку исповедовала нормы и лексику, позволявшие меньшинствам уютно чувствовать себя в мире подавляющего большинства. Точнее, стала бы, если бы не породила свои перегибы, не породила бы систему репрессий за нарушения норм, а заодно и цензуру, принуждавшую закрывать глаза на реальные, в том числе криминальные, проблемы тех же меньшинств. Политкорректность усилила общественное ханжество: все изъясняются как надо, но по-прежнему ненавидят иных. В итоге маятник, естественно, качнулся в другую сторону, и в моду вошла вызывающая неполиткорректность, одним из пионеров которой оказался появившийся в конце 90-х, идущий теперь и у нас мультсериал «Южный парк».
«Бруно» окончательно доказал, что в искусстве политкорректность уже не вызов, а банальный тренд. Не зря в этом якобы охальном фильме сочли обязательным засветиться такие боящиеся отстать от паровоза современности персоны, как Боно и сэр Элтон Джон, который сидит в финале за роялем на стуле в виде ставшего на карачки иммигранта-мексиканца (пародия на «дадим несчастным мексиканцам рабочие места!»).
А вот в жизни политкорректность оказалась очередной социальной утопией. Интеллектуалы закрывали глаза на перегибы политкорректности, надеясь воспитать нравственность масс. И они сами (первыми — авторы «Южного парка», теперь Коэн—Боно—Элтон Джон), испугавшись неконтролируемых последствий, качнули маятник в обратную сторону.
Похоже, политкорректность станет тем, чем должна стать — да чем и была в тот момент, когда ее выдумывали интеллектуалы Беркли: нравственным законом внутри образованно­го сословия, который при всем старании и всех иллюзиях фиг навяжешь населению.
А единственное, чем все-таки шокирует пуб­лику пыжившийся нашуметь «Бруно», — это обилие мужского конца на экране. Право: этот конец и есть лучший символ конца очередной утопии. Хрен вам! Хрен нам всем!