Стерильная зона. 23 февраля в городском загсе города Кишинева корреспонденты журнала The New Times Наталья Морарь и Илья Барабанов зарегистрировали брак. Накануне отлета в Москву в ресторане национальной молдавской кухни La Taifas мы, журналисты, кричали им «горько!» Наташа и Илья были уверены: все получится. Год семьи — их не могут не впустить...
Армина Багдасарян
Самолет авиакомпании Air Moldova вылетел 27 февраля в 6.15 утра по местному времени. Время полета — 1 час 40 минут. С молодой парой в Москву из Кишинева летели еще четверо журналистов: зам главного редактора радио «Эхо Москвы» Владимир Варфоломеев, корреспондент и оператор телекомпании RTVI и корреспондент The New Times. В аэропорту Домодедово в Москве их ждали коллеги, друзья, адвокаты.
Дойти до черты
Самолет подъехал к «рукаву» — коридору для прохода пассажиров. Далее небольшой холл аэропорта Домодедово и тот самый пункт паспортного контроля, после которого и начинается Россия. Наташа достала документы и встала в очередь. Позади нее — муж Илья и остальные журналисты. Впереди — много других пассажиров из Кишинева. Один из них обернулся, узнал Наташу, подошел, пожелал удачи.
Наконец Наталья прошла к окошку стеклянной кабины, отдала паспорт и миграционную карточку. Возникла пауза. Женщина-пограничник подняла трубку телефонного аппарата. Несколько секунд — и она вышла из стеклянной кабинки и попросила девушку пройти за ней. Некоторое время Наталья, Илья и другие журналисты простояли возле комнаты погранслужбы. Дверь была приоткрыта, двое мужчин внутри по очереди разговаривали по телефону.
— А будьте добры ваш билетик, — подошел к Наталье капитан погранслужбы, позднее представившийся Толем Владимиром Петровичем.
— Обратно летит ваша подруга. Домой, — обратился он уже к журналистам. Капитан спросил девушку, когда она в последний раз была в России. Наталья ответила, что в декабре.
— И нормально вы прошли все? — поинтересовался пограничник.
— Ну, вы, наверное, лучше знаете, — ответила ему Наталья.
— А зачем тогда прилетели?
— Дело в том, что она стала моей женой, — вмешался в разговор Илья Барабанов. — Ситуация изменилась.
— Ничего она не изменилась. Есть закон о въезде и выезде из страны иностранцев. Она гражданка чего?
— Она получает автоматически вид на жительство, — сказал Илья.
— Смотрите, есть закон, где установлено, что иностранному гражданину может быть закрыт въезд в РФ, — вмешался еще один офицер.
— Не в том случае, если она жена гражданина России.
— Это не имеет значения.
— Мы можем предъявить сейчас свидетельство о регистрации брака, — возразила Наталья.
— Нам не нужно ваше свидетельство. Свидетельство не является основанием для пропуска через границу.
Подтранзитные
Офицеры сообщили, что Наталья Морарь задержана, а ее супруг Илья Барабанов может либо пройти паспортный контроль и остаться в России, либо купить себе билет и лететь вместе с женой обратно в Кишинев.
— Вы можете предъявить какой-то документ, на основании которого она обязана вернуться? — спросил Илья.
— Я вам потом все предоставлю, — сказал второй офицер.
— Нет, вы можете не потом?
— На каком основании я вам должен что-то объяснять? — спросил пограничник.
— Мою жену выдворяют, не имея на то никаких законных прав. Вы совершаете уголовно наказуемое преступление.
— Вы можете это потом оспорить, обратиться в суд, ради бога.
— Жена депортируется, — повторил капитан Владимир Толь.
— Здесь мой адвокат. Я без адвоката никуда не поеду, — сказала Наталья.
— Здесь режимная зона, а не проходной двор.
— Адвокат имеет право, у него есть пропуск.
— Пойдемте, — пограничники снова обратились к Наталье.
— Она одна никуда не пойдет. Без меня и без адвоката, — ответил Илья.
— Вы понимаете, — повернулся к журналистам Владимир Толь, — мы выполняем указания вышестоящего начальника. Когда нам дают команду, мы ее выполняем. А вы нас сейчас задерживаете. Самолет никуда не полетит без вас. Вы уже так стоите второй раз. И я уверен, что вы тогда так же стояли и чегото доказывали. Зачем вам это надо? Вы нам нервы треплете и себе. Есть инструкция.
— Кто принял это решение? — спросил его Илья.
Ответа не последовало.
— Вы летите обратно, в противном случае вы будете находиться в специально отведенном помещении до завтрашнего вылета. Вам это надо? — спросил второй пограничник.
— Там такие культурные, как вы, не сидят. Там не так интересно будет, как сейчас с нами стоять. Там грязно и пахнет плохо. В первую очередь вам надо домой вернуться, — поддержал коллегу Владимир Толь.
— Так кто принял это решение?
— Я не могу вам сказать, — ответил другой пограничник. — Это вам надо в вашем прошлом покопаться. Там может быть несколько случаев. Если у вас была до этого судимость…
— Не было у меня судимости.
— Девушка, бесполезно.
— Девушка, не пройдет ваш адвокат сюда, — сказал другой.
Зубы промежутками
Вместо адвоката минут через 15 к стоящим подошел некий мужчина в черном костюме.
— Здравствуйте! Кого мы выдворяем?
— Девушку.
— Девушка, пройдите, пожалуйста, на борт воздушного судна, иначе за каждую минуту простоя вы будете платить по 500 рублей, — ответил мужчина и показал журналистам удостоверение начальника смены аэровокзального комплекса (АВК), выданное на имя Махарева Константина Вадимовича. Говорил он очень громко, чем быстро привлек внимание всех остальных пассажиров. Те все время оборачивались.
— А вы вообще кто? — неожиданно опомнился Константин Махарев, поворачиваясь к корреспондентам, которым минуту назад демонстрировал свое удостоверение.
— Мы журналисты.
— Запиши, пожалуйста, фамилии всех журналистов. Мы будем писать письмо в МИД и решать этот вопрос, — отрезал начальник АВК.
— Удостоверения давайте, — ринулся выполнять приказ пограничник и принялся фотографировать на свой мобильный пресс-карты сотрудников The New Times и радио «Эхо Москвы». «На память», — объяснил он.
— Она моя жена… — начал было Илья Барабанов.
— Она ваша жена, но она не гражданка РФ, — перебил его Махарев и продолжил с Натальей: — Не надо федеральный закон примешивать сюда. Вам был запрещен въезд на территорию РФ. Девушка, вы задерживаете борт. Летите, пожалуйста, в Кишинев и разбирайтесь, почему вам отказано во въезде на территорию РФ. Будьте добры, пожалуйста, пройдите на территорию Молдавии. Это — стерильная зона. Все ваши друзья-журналисты ничем вам не помогут. Единственное, чего они могут добиться, это лишиться аккредитации в МИДе.
— Нас перестанут сажать в самолеты, — хотел было пошутить журналист Варфоломеев.
— Шутки шутками, а зубы промежутками,
— ответил ему на это пограничник и почти шепотом продолжил: «Объяснил же русским языком, что надо делать. А в конечном итоге я снова оказываюсь крайним». По лестнице к присутствующим уже спускался командир корабля.
— Здравствуйте. В чем дело? Что случилось? — бодро начал он.
— Пытаемся понять, — ответила ему Наталья.
— Девушка, мы держим сейчас самолет. Сколько там пассажиров у нас на борту?
— У вас там 132 пассажира, — подсказал капитану начальник АВК Махарев.
— Отправляйте, я остаюсь здесь, — сказала Наталья.
— Девушка уже расписалась, что она не против оплатить простой, — сказал Махарев.
— Я не расписывалась ни под чем! — возразила Наталья.
— Ну ладно, пусть не расписывалась. Не надо нам расписываться, — успокоил командир.
Разделяй и властвуй
Самолет улетел без Натальи Морарь. Следующий рейс авиакомпании Air Moldova — только в 10:15 следующего дня. Наталью и Илью подняли на этаж выше в зал транзитных пассажиров, где их и оставили. Все что там было — это еще несколько стоек паспортного контроля, автомат с напитками (кофе, кола, айс-ти, воды нет), две металлические лавки и туалет.
Сотрудники RTVI поехали к себе в редакцию. Продолжать следить за ситуацией остались два корреспондента: The New Times и «Эха Москвы». Все внимание пограничников теперь, казалось, переключилось только на них. Сцены с пограничниками разыгрывались каждые 15 —20 минут. Наташу и Илью они пока оставили в покое. Переключились на летевших вместе с ними журналистов. Кивнув в сторону Ильи Барабанова, один из пограничников спросил своего коллегу: «А что с этим делать?» Тот ответил: «Пока ничего, потом с ним разберемся».
Рассказывает Армина Багдасарян:
Пограничники то и дело подходили к нам с Варфоломеевым и просили пройти паспортный контроль, покинуть помещение. Мы все повторяли, что мы ни в коем случае не отказываемся подчиниться их требованиям, что обязательно покинем санитарную зону. После 12.00 они вдруг заговорили, что мы нарушаем какой-то паспортный режим, и пригрозили, что привлекут нас к административной ответственности. «Вы тут находитесь уже больше двух часов», — говорили они. На вопрос, а разве в инструкциях прописано, что мы должны покинуть зону именно через какой-то определенный период времени, они не ответили. Вместо этого к нам опять подошел офицер (тот самый, который жаловался, что в этой истории его сделают крайним). Он вдруг встал по стойке смирно, официально представился и попросил отдать наши загранпаспорта. Сказал, что если мы не послушаемся, то это будет расцениваться как неподчинение. Они посадили нас с Варфоломеевым в лифт. Я говорю: «Мы же еще несколько минут назад с вами абсолютно нормально общались, разговаривали». Он отвечает: «А нам тогда еще не спустили инструкцию, что с вами делать». Потом меня отвели к пункту паспортного контроля, без очереди поставили штамп в паспорте и препроводили на территорию России, пожелав всего хорошего.
Рассказывает Владимир Варфоломеев:
Когда нас разлучили, пограничники забрали у меня паспорт и отвели к той самой комнате этажом ниже, где они все сидели. Я ждал час. Люди входили и выходили. Через приоткрытую дверь я видел, что они пишут какие-то бумаги. Я думал, что это тот самый протокол об административном правонарушении, который они обещали мне составить. Периодически поглядывали в мою сторону. Через какое-то время я зашел и спросил, не будут ли они сильно переживать, если я отлучусь и дойду до туалета. На что мне сказали: «У нас уже почти все завершено. Сейчас мы закончим, и, пожалуйста, идите в свои туалеты». Через минуту вышли несколько офицеров, в руках у них были какие-то бумаги, в том числе и мой загранпаспорт. Они сказали: «Пойдемте с нами ». Мы прошли мимо очереди, стоящей к пункту паспортного контроля. Вышли за пункт, и я понял, что я на родине. За этими кабинками мы зашли в один из кабинетов. Там сидел подполковник, представившийся Водкиным Евгением Валерьевичем. Эти капитаны и еще один подполковник протянули ему мой загранпаспорт. Он его пролистал и, улыбаясь, вернул мне: «Приветствую вас, Владимир Викторович, на родной российской земле». Спрашиваю: и что дальше? «Пожалуйста, вы свободны» — «А можно я получу копию своего протокола?» — «Никакого протокола нет, вы ничего не нарушили». Здесь мне осталось только развести руками и выйти.
Рассказывает Наталья Морарь:
Когда увели коллег-журналистов, нас сразу же попросили занять скамейки и приставили сотрудников погранслужбы. Их было, как правило, двое, только ночью сидел с нами один. Нам сказали, что мы можем находиться только в этом помещении, на первый этаж спускаться по эскалатору нельзя. Вечером того дня, когда мы прилетели, нам более трех часов отказывали в возможности зарядить мобильные телефоны: сказали, что при неправильной эксплуатации розетки мы можем спалить аэропорт Домодедово. Потом, после обращения к старшему по званию, нам все-таки разрешили немного подзарядить мобильники. Сначала нам позволили сдвинуть две скамейки, друг напротив друга — так чтоб можно было хотя бы ноги вытянуть. Потому что на скамейках между сиденьями железные перегородки, и спать на них невозможно. Скамейки мы специально задвинули за такую железную конструкцию, типа ширмы. Скрючившись, мы на этих скамейках провели первую ночь. Рано утром перед вылетом нам принесли гречку, по сосиске и чай. Я переоделась в джинсы, и мы пристегнулись с Ильей друг к другу его ремнем: продели его через две мои и две его шлевки джинсов. То есть надо было либо разорвать нашу одежду, либо тащить нас вместе. После того как я снова отказалась сесть в самолет, после долгих консультаций пограничников с кем-то по мобильному, видимо, кто-то дал приказ сверху, сразу же пришли рабочие, им велели расставить скамейки в прежнем порядке. Конструкцию, за которой мы прятались, разобрали полностью. Поведение пограничников совершенно поменялось: нам начали отказывать и в зарядке телефона, и в еде, и в воде, и в бумаге, чтобы писать заявления. К нам не допускают адвоката.
Рассказывает Евгения Альбац:
Дежурный службы пограничного контроля ФСБ по аэропорту Домодедово отказывается отвечать на наши вопросы и отказывается соединить со своим руководством. Звоню в Центральный аппарат ФСБ на Лубянку. Там: «Звоните в Управление пограничной службы ФСБ» (Мясницкая, дом 1). Звоню. Дежурный: «Я сейчас доложу начальству. Перезвоните через 20 минут». Через 20 минут: «Я доложил. Вам следует обращаться к начальнику службы пограничного контроля Домодедово — он за все отвечает». Набираю снова телефон дежурного домодедовского погранпункта: «В Управлении пограничной службы ФСБ мне рекомендовали позвонить вашему начальству. Соедините, пожалуйста». Ответ: «Щас». В трубке молчание, потом слышу голос. Спрашиваю: «Это начальник погранслужбы аэропорта Домодедово?» Ответ: «Типа того», — голос того же дежурного. «Соедините, пожалуйста, с начальником погранслужбы». В ответ — гудки. Снова звоню дежурному по Управлению погранслужбы ФСБ, объясняю ситуацию. Дежурный: «Я не могу приказать начальнику погранслужбы взять трубку. Но вы можете попросить у них книгу жалоб и написать жалобу». Поднимаюсь на 5-й этаж, к кабинету начальника погранслужбы. Нажимаю кнопку: ответа нет. Иду на 2-й этаж, к стальной двери, на которой написано: «2 к. 1. Служебное помещение. Отдел пограничного контроля». Звоночек с камерой: нажимаю, отвечает тот же дежурный. Прошу книгу жалоб. «Это вам не магазин». Тон грубый, хамский. На двери висит объявление: «Дежурная служба Пограничной службы ФСБ России. Телефон (495) 626–7355 (круглосуточно). По указанному телефону Вы можете сообщить о нарушениях на границе, а также свои замечания и предложения по улучшению пограничной деятельности. В сообщении необходимо указать… По каждому обращению будет проводиться проверка». Звоню. Представляюсь. Говорю: «Я хочу сообщить о нарушениях на границе…» Пожилой голос: «А зачем вы сюда звоните?» — «Вот, объявление» (читаю текст…) — «А при чем тут мы?» — «Указан ваш телефон…» — «Они там вешают всякие дурацкие объявления, а мы что, всем должны отвечать?» Повторяю. «Подождите!» Кладет трубку, но не отключается. Слышу переговоры: «Товарищ генерал, дежурный. Там, в Домодедово, вывесили наш телефон и теперь хотят нам жаловаться...» Слышу: докладывает ситуацию, слышу: «Морарь». Слышу: «А может, убрать к черту эту телефон?» Генералом оказалась женщина, она диктует подчиненному, а я записываю: «Пусть направляют заказным письмом жалобу в центральный аппарат. А если в течение месяца не ответят — пусть пишут заявление в прокуратуру». Снова звоню в Управление пограничной службы на Мясницкой, уже с трудом сдерживаюсь. Говорю: «Здесь, в Домодедово, ваши люди — люди в форме, при исполнении, с погонами, на которых герб России, утверждающие, что они представляют российское государство, ведут себя, как грузчики на привозе…» Дежурный: «Я приношу вам от имени службы свои извинения. Сейчас я им позвоню». Спустя 10 минут выходит дежурный капитан: «Пишите жалобу на отдельном листе бумаги, мы вам дадим исходящий номер». Адвокат Юрий Костанов пишет жалобу, отдаем: «Ждите». Проходит 45 минут, час, полтора часа… Звоним — нет ответа. Звоним: «Ничего, подождете». Потом жалобу все-таки зарегистрировали. Больше никакой информации, никаких объяснений ни в этот день, ни на следующий от погранслужбы получить не удалось. Телефоны не отвечали или отвечали хамством.
Рассказывает Илья Барабанов:
Утром второго дня пограничники пригрозили нам тем, что у них якобы есть какие-то статейки, по которым они могут применить силу. Но после шума, который мы подняли, после того, как мы сцепились ремнем, они долго консультировались с кем-то по телефону. На применение силы в итоге не пошли. Возможно, они решили взять нас голодом и бессонницей. После наших жалоб около 17.00 в четверг нам все-таки принесли 3 литра воды, пюре и котлету. Наши телефоны стали очень плохо и очень странно работать, до нас мало кто мог дозвониться. В четверг вечером я вызвал для Наташи врача, у нее больные почки. Через некоторое время врач пришел, но он не мог ничего сделать. Доктор дал лишь две таблетки но-шпы, посоветовал побольше пить воды. Однако где ее взять? По словам врача, пограничники ему не подчиняются. Нас с того вечера перестали кормить и поить, только в 23.00 принесли одну порцию для Натальи: пюре и воду. В ночь на пятницу пограничники караулили все розетки, чтобы мы, не дай бог, не подзарядили мобильники. Стали следить за нами повсюду, включая и кабинки туалетов. Самолет снова улетел без Наташи, хотя на ее имя был забронирован билет. Потом сообщили, что сломан единственный ксерокс, и поэтому все наши заявления невозможно скопировать и вернуть нам с пометками о том, что их кто-то принимал. Наши коллеги не могут передать нам ни еду, ни воду, ни предметы личной гигиены.