Сын льва

У него было редкое и ценное для политика качество — умение убеждать. Так случилось и в мае 1948-го, когда подошел к концу британский мандат на Палестину и Народное правление — правительство еще не созданного Государства Израиль — обсуждало вопрос: провозглашать независимость или отложить решение до лучших времен. Опасались вторжения армий сразу нескольких арабских государств. Сможет ли молодое государство ему противостоять? Но Бен-Гурион, предлагавший не медлить, сумел заполучить нужные голоса. Решение о создании Израиля прошло с перевесом в два голоса: шесть — за, четверо — против.

Давид Бен-Гурион (в семье его звали Довчик) родился в польском городке Плоньске, там же получил традиционное образование в хедере, религиозной начальной школе. Потом перешел в русскую школу — значительная часть Польши, включая Плоньск, тогда входила в состав Российской империи. Мальчик был в мать: низкорослый, болезненный, худой. Еще одна особенность — несоразмерно большая голова, отличавшая его от сверстников. Когда озабоченный этим отец отвез мальчика к врачу, тот пощупал голову, осмотрел темя и предсказал: «Этот ребенок со временем станет великим человеком». Мать тогда с гордостью решила, что ее сын станет раввином, «великим в Торе». Она умерла внезапно, когда Давиду едва исполнилось 11 лет. Боль от этого удара не покидала Бен-Гуриона еще многие годы. Потом он напишет о матери: «Она была для меня идеалом чистоты, любви, благородства, человечности и преданности».

Под влиянием отца, который возглавлял в Плоньске местную организацию «Любящие Сион», Давид проникся идеей основания еврейского государства и уже в 14 лет создал собственное молодежное общество «Эзра» — его члены обучали ивриту детей из бедных семей. У получившего сионистское образование Давида никогда не было сомнений в том, что его Родина и дом его народа должны находиться в Палестине. В 1906 году со второй волной репатриантов — халуцим, пионеров-первопоселенцев, — он приехал в Палестину, тогда еще находившуюся под властью Османской империи, и там взял себе позже новое имя — Бен-Гурион, то есть «сын льва», «львенок», имя известного военачальника Иерусалима времен антиримского восстания. Выйдя на берег в портовом Яффо, Давид отправил почтовую открытку отцу: «Я здоров, бодр и полон веры! Горячий привет из Эрец-Исраэль».**Эрец-Исраэль — Земля Израиля. В первую ночь на земле обретенной Родины Давид так и не смог уснуть…

Он нашел пристанище в одном из первых еврейских поселений — Петах-Тикве — и сразу же начал работать на апельсиновой плантации. Таскал удобрения, убирал камни, сажал деревья. Молодому человеку, никогда в жизни не работавшему на земле, было нелегко. Не прошло и двух недель со времени приезда, как Давида свалила лихорадка. Приступы малярии повторялись каждые две недели. Доктор, вызвавшийся лечить больного, вынес приговор: «Тебе ничто не поможет. Уезжай из Палестины».

Но Давид остался. Его решение работать на еврейской земле, стать настоящим земледельцем было непоколебимым.**«Еврейский труд на еврейской земле» — девиз, провозглашенный одним из основателей социалистического сионизма Аароном Давидом Гордоном, который видел в этом средство нравственного самосовершенствования народа. Не только Давид, сотни других молодых евреев привезли с собой в Палестину из революционной России (имеется в виду первая русская революция. — The New Times) социалистические идеи труда как главного источника равноправия и жизненных благ. Ради этого они и прибыли в Эрец-Исраэль. Как и другие мужчины-первопоселенцы, Давид стал пахарем. В буквальном смысле — вскапывал землю лопатой и плугом. И успевал много читать. О его страсти к чтению ходили анекдоты. Рассказывали, например, что как-то раз он шагал за волами, не отрывая глаз от газеты, когда же закончил читать и поднял глаза, обнаружил, что стоит посреди поля, а волов и след простыл.

С годами Бен-Гурион собрал богатейшую библиотеку по древней и новейшей истории, философии и многим другим наукам. Как правило, эти книги он читал на языке оригинала.

В 1912 году Бен-Гурион вместе с Ицхаком Бен-Цви**Он впоследствии станет вторым президентом Израиля, с 1952 по 1963 г. поступил на юридический факультет Стамбульского университета. В 1915-м, когда Османская Турция вступила в Первую мировую войну, Бен-Гурион был выслан из страны за сионистскую деятельность. Давид отправился в США, где продолжил свою работу. Там он познакомился со своей будущей женой Полиной, уроженкой Минска, ставшей на всю жизнь его другом, соратницей, матерью его детей.

Во второй раз Давид приехал в Эрец-Исраэль уже не землепашцем, а политиком. В 1920–1930-е годы он активно участвует в общественно-политической жизни еврейской общины — ишува, создает еврейский профсоюз рабочих — Гистадрут, в 1930-м объединяет ряд рабочих движений в партию МАПАЙ, крупнейшую в сионистском движении.

Летом 1923-го молодой политик отправился в Советскую Россию на международную сельскохозяйственную выставку — как представитель еврейских рабочих Палестины. В Москве он надеялся встретиться с Лениным, идеи которого не казались ему тогда чуждыми. Со смертельно больным вождем встретиться не удалось, но и от симпатий к большевизму после этой поездки ничего не осталось. На палубе корабля, направлявшегося в Палестину, Бен-Гурион записал в своем дневнике: «Нам открылась Россия — страна /…/ возвышенных стремлений к свободе и справедливости и безобразной убогой действительности; революции и спекуляции; святых страданий и грязной коррупции /…/, где свет и тень неразрывно переплетаются друг с другом, так что не знаешь, где кончается святость и где открываются врата зла».

В годы Второй мировой войны положение еврейской общины в британской Палестине крайне осложнилось. Дабы обеспечить прочный тыл на Ближнем Востоке и под давлением арабов, Британия**Мандат Великобритании на управление Палестиной длился с 1920 по 1948 г. в 1939 году обнародовала Белую книгу, ограничившую еврейскую иммиграцию до 15 тыс. в год. В первый период войны, когда танки Роммеля стояли у ворот Палестины, еврейскому народу, прежде чем биться за создание собственного государства, предстояло сражаться за свое существование. В те дни Бен-Гурион сформулировал лозунг: «Будем помогать англичанам в войне, как будто нет Белой книги, и бороться против Белой книги, как будто нет войны». Как только война закончилась, руководство ишува возобновило борьбу за создание еврейского государства.

Буквально за несколько часов до окончания британского мандата в Палестине, 14 мая 1948 года в Тель-Авивском музее прозвучала Декларация независимости Государства Израиль — сбылась мечта многих поколений разбросанных по всему свету евреев. Этот исторический документ ровным, безо всяких эмоций голосом читал Бен-Гурион, взявший на себя роль главы Временного правительства и министра обороны. «Решение о провозглашении государства в тех условиях было принято исключительно благодаря Бен-Гуриону, — много лет спустя писал командовавший в то время вооруженными силами Израиля Игаэль Ядин. — Решение это по своей важности и значению превосходит тысячи политических решений и действий».

Однако опасения оправдались. Едва была провозглашена независимость Израиля, армии пяти арабских государств сразу прорвали несколько фронтов. Египетская танковая колонна вышла на тель-авивское направление, египтяне вошли и в Беер-Шеву. В это время иорданские части блокировали Иерусалим. Город непрерывно подвергался артиллерийскому обстрелу. К исходу четвертого дня обороны подошли к концу продовольствие и вода. Севернее Иерусалима иракские подразделения готовились к прорыву израильской обороны и выходу к Средиземному морю. В субботу вечером, 22 мая, один из высших командиров сказал Бен-Гуриону: «В резерве больше ничего нет. В течение 72 часов все будет кончено». Но премьер и министр обороны не спешил сдаваться. Ему нужно было выиграть время. Ведь по указанию Москвы, тогда видевшей свой интерес в поддержке Израиля, из Чехословакии (там во время войны производились «мессершмиты») уже стали поступать первые боевые самолеты. Кроме того, пошли поставки оружия, закупленного израильскими представителями в Европе и Америке. Фактически в считанные дни перевооружив армию, Бен-Гурион 28 мая уже ставит перед командирами новую задачу: по очереди наносить удары по каждому из участников вражеской коалиции, сдерживая противника на остальных фронтах. (Со временем эта доктрина станет главной в боевой тактике ЦАХАЛа, Армии обороны Израиля — и в Шестидневной войне 1967 года, и в войне Судного дня в 1973-м). Еще через несколько дней, в начале июня 1948 года, Бен-Гурион уже мог с гордостью заявить: «Замысел раздавить Государство Израиль /…/ провалился».

Но победа над внешним врагом — полдела. Необходимо было остановить опасную политизацию вооруженных сил и превратить разрозненные формирования в регулярную Армию обороны Израиля; предотвратить потенциальную гражданскую войну; принять и обустроить тысячи новых репатриантов. Дел хватило на пять лет премьерства.

Весной 1953 года, возвращаясь из Эйлата, в большой котловине пустыни Негев Бен-Гурион увидел несколько построек, а возле них группу молодых людей. Он вышел из машины, расспросил их, что они здесь делают. Те ответили, что решили основать посреди пустыни новый кибуц Сдэ-Бокер («Пастушье поле»). Бен-Гурион, которому шел 67-й год, загорелся — вспомнил молодость. Вскоре у него возникла идея: оставить кресло премьера и вступить в члены нового кибуца, в котором он попросил построить для себя барак. Слух об этом решении противники Бен-Гуриона встретили с сарказмом, сторонники — с тревогой: «Что ты затеял, Давид? Время ли?» Но Бен-Гурион неумолим: в ноябре 1953 года он направляет президенту прошение об отставке, а вслед за этим выступает по радио с прощальным обращением к нации, в котором взволнованным голосом цитирует стих из Книги Псалмов: «Господи, не было надменно сердце мое, и не возносились глаза мои, и не следовал я за великим и недостижимым для меня» (Пс. 131:1).

Новый член кибуца Сдэ-Бокер вышел на работу на следующий день после переезда. Занялся перевозкой навоза — точно так же, как в первый день после приезда в Палестину 47 лет тому назад.

Жизнь в пустынном уединении продлилась всего 14 месяцев. В феврале 1955-го правительство Моше Шарета призвало Бен-Гуриона вновь возглавить министерство обороны. Безопасность Израиля была под угрозой — Египет, куда непрерывным потоком шло советское оружие, национализировал Суэцкий канал, арабские террористы то и дело проникали на израильскую территорию. И Старик, как называли Бен-Гуриона, согласился. Осенью 1955-го он снова стал премьер-министром, а еще через год нанес упреждающий удар по Египту, двинув израильскую армию на Синайский полуостров и в сектор Газа.**22 октября 1956 г. был подписан секретный Севрский протокол, по которому Лондон и Париж обязались обеспечить Израилю воздушное прикрытие. И хотя египетские территории — под давлением США и СССР — пришлось вскоре вернуть, Синайская кампания дала Израилю целых десять лет мира.

Вот так, победоносно вернувшись в политику, Бен-Гурион продержался в кресле премьера до июня 1963-го. А потом решил окончательно уйти в отставку — причиной стали внутрипартийные трения в МАПАЙ. Его закат как национального лидера занял всего шесть дней — столько же, сколько победоносная для Израиля война 1967 года. Когда в воздухе стало чувствоваться ее приближение, 81-летний Старик призвал рвавшихся в бой израильских ястребов одуматься. И не только потому что был убежден: даже качественно превосходящая противника израильская армия не сможет на протяжении поколений противостоять численному превосходству арабов. Не только потому что боялся: новая война может стать затяжной и кровавой. Еще в бытность премьером он неутомимо искал не только военные гарантии существования своего народа. Потому-то неоднократно по разным каналам сигнализировал египетскому лидеру Гамалю Абдель Насеру о готовности встретиться в любом месте, включая Каир…

Репутация и прошлые победы Старика придавали его мнению колоссальный вес. Но в конце мая 1967-го в настроениях масс произошел поворот — все меньше людей прислушивались к его мнению. «Он живет в мире прошлого, — заметил назначенный в самый канун войны министром обороны Моше Даян, — благоговеет перед де Голлем, преувеличивает силу Насера и не понимает, насколько выросла мощь ЦАХАЛа».

К окончанию Шестидневной войны время Старика уже безвозвратно ушло. Он и сам это понял, погрузившись в мемуары в своем любимом Сдэ-Бокере. Спустя несколько лет неподалеку от кибуца, на вершине скалистого утеса выбрал себе место для могилы…

В 1971-м вся страна отпраздновала его 85-летний юбилей. Два года спустя он перенес тяжелый инсульт. В завещании просил во время похорон не произносить надгробных речей и не устраивать оружейного салюта. Все так и сделали. 1 декабря 1973 года он ушел, а вместе с ним и целая эпоха.