На 83° северной широты

9 октября атомный ледокол «Россия» с участниками Высокоширотной морской экспедиции Арктического и Антарктического НИИ Росгидромета на борту вернулся в Мурманск из трехнедельного похода к льдине полярной станции «Северный полюс-38», рядом с которой высадили СП-39. Ледокол преодолел расстояние 2065 миль, из которых около 440 пришлось на сплошные льды. Точное местоположение льдины на момент швартовки — 83° северной широты и 153° западной долготы. 

Это практически центр арктического водного бассейна, арктический «полюс недоступности», район океана, который равноудален от всех материков и архипелагов: «Россия» к нему подошла 24 сентября. Спустя несколько часов после остановки винтов над нами закружил самолет, и голос в рации на хорошем русском языке, но с легким акцентом сообщил, что американская береговая охрана интересуется, не нужна ли какая-нибудь помощь. Вахтенный отвечал, мол, «спасибо, нет», нимало не удивляясь, почему это береговая охрана соседей беспокоит их в нейтральных водах; американцы, убедившись, что замерший на радарах русский атомоход причалил к русской же метеостанции, улетели.

Самое напряженное время для полярников, работающих на дрейфующих станциях, это не зимовка со всеми ее морозами и медведями, бродящими вокруг в надежде поживиться съестным, а высадка на лед и снятие со льдины.

Научное оборудование, тонны провизии и топлива с расчетом минимум на год-полтора для десятка людей, домики-«балки», тракторы, электростанции — все это нужно разгрузить и расставить по льдине и не слишком близко друг от друга, для распределения нагрузки на лед, и не слишком далеко, чтобы каждое перемещение между балками, кают-компанией с камбузом и станциями наблюдения не превращалось в долгое путешествие на снегоходах.

Опытные зимовщики говорят, что на обустройство новой полярной станции уходит примерно месяц, в течение которого приходится одновременно вести научные наблюдения и организовывать быт с нормальными условиями работы. Нормальными — в арктическом понимании этого слова, конечно же. Морозы, полярная ночь, трещины и торосы не отменяются.

Процесс снятия научной экспедиции со льдины и замена ее на новую команду, для чего и пришла «Россия» с вашим корреспондентом на борту, может происходить очень по-разному. Дрейфующие льды так или иначе разрушаются — солнцем, течениями и ледовыми сжатиями. Иногда этот процесс может растянуться на два-три года или даже несколько лет, но в последнее время, когда в Арктике потепление и границы постоянных льдов сокращаются, больше года ледовые поля не живут. Поэтому и станции «Северный полюс», с 1937 года дрейфующие в Ледовитом океане, обычно работают в течение года, а нередко и меньше, если с выбором льдины не повезло и она начала разрушаться гораздо раньше, чем могла предположить разведка, подыскивавшая достойный лед для длительного дрейфа.

Это может быть заранее спланированная операция, как сейчас, с СП-38: одновременно с ее закрытием на новую льдину высаживается новый ледовый десант из 16 человек — ученых-метеорологов, гидрографов, аэрологов, механиков, связиста, повара и врача. Но это может быть и аварийное снятие, как случилось с СП-37, когда в мае 2010 года льдина развалилась на несколько кусков. Бывалые полярники до сих пор со смехом вспоминают случай на другой станции, когда от ледовой базы остался небольшой кусок льда, на котором собрались 9 человек в ожидании ледокола-спасителя. Когда к ним подошло судно, с мостика по громкой связи прозвучала команда: «Отойдите от края льдины». Проблема была в том, что люди стояли не на краю льдины, а в центре, чтобы она не сильно кренилась, и отходить им было особо некуда.

Ледовое поле станции СП-38, начавшей свою работу 15 октября 2010 года, тоже не избежало расколов за летний период дрейфа, и крупная трещина прошла через лагерь зимовщиков, отделив часть жилых балков и метеостанцию от камбуза и дизель-генераторов. Но в целом обошлось без серьезных эксцессов. Первому начальнику станции Томашу Петровскому удалось построить посадочную полосу для самолета, и к лету он улетел к своим пчелам на пасеку, а капитанствовать на плавучей научной базе стал Алексей Висневский, который и дождался вышедший 17 сентября из Мурманска атомоход «Россия».

В день нашего подхода к станции началась метель, которая шла больше суток и завалила все окрестные трещины и промоины снегом, сильно осложнив ледовую разведку и основательно испортив настроение начальнику Высокоширотной экспедиции «Арктика-2011» Владимиру Соколову.

«Доброе утро», — здороваюсь с ним на следующий день после успешной швартовки. «Если оно вообще доброе, сутки уже зря потеряли», — отвечает он. За окном ходовой рубки — мгла. А это значит, что вертолет не сможет подняться из-за тумана — это сегодня, завтра не сможет из-за пурги. Уходят драгоценные сутки, за которые планировалось облететь в радиусе 20 километров потенциальных кандидатов на новый ледовый плот для следующей станции, оценить их размеры и пробурить скважины для определения толщины льда.

Льдина для станции должна быть не менее 2 метров толщиной, размерами — чем больше, тем лучше. Потому что на ней кроме жилых балков, кают-компании с камбузом, электростанции, метеостанций и другого научного оборудования необходимо разместить два ледовых полигона для регулярных наблюдений за скоростью нарастания и таяния льда, а также неплохо было бы иметь площадку под посадочную полосу для самолета, чтобы в случае чего зимовщикам можно было быстро оказать помощь. Для этого нужна ледовая разведка с вертолета: на показавшуюся приемлемой сверху льдину нужно сесть, промерить толщину и проверить, много ли так называемых снежниц — затянувшихся сверху тонким льдом ям с талой водой, образовавшихся в летний период.

На судне часы идут по московскому времени — менять на поясное смысла нет, команда работает по вахтам, четыре часа через восемь, и морякам не важно, в какое время встает и уходит за горизонт низкое солнце. Когда корабль в день пересекает десяток-другой меридианов, подстраиваться под местное время элементарно неудобно. Проще выдерживать расписание завтрак-обед-чай-ужин — все через четыре часа. Поэтому сумерки здесь наступают после завтрака, в обед темно, начинает светать к ужину. Вот тогда и могут начать работать вертолеты — летать полагается в светлое время суток.

Чтобы не терять даром время на ожидание у моря погоды, Александр Ипатов, начальник будущей 39-й дрейфующей станции, выходит со своей командой на лед по правому борту от ледокола и готовит под свою СП отколовшийся от действующего лагеря кусок. На всякий случай — площадка явно маловата, всего 500 на 700 метров и довольно много снежниц, но она рассматривается как запасной вариант на случай, если более подходящей кандидатуры в ближайшем десятке или двух километрах не обнаружится. Или если погода не позволит переставить балки на новое место при помощи вертолета. Ждать бесконечно долго летной погоды возможности нет, поскольку стоимость фрахта ледокола очень недешева и время на поиски льдины с благоприятными условиями ограничено. Необходимо укладываться в отпущенное на рейс время, и поэтому полярники ходят с озабоченными лицами, а ледовая разведка отшучивается, что отрабатывает норматив по скорости надевания комбинезона — если туман рассеется, надо быстро собраться и бежать на вертолетную палубу. Ипатов уже четвертый раз идет на ледовую вахту, он хорошо знает, что в Арктике нередко приходится делать и двойную, и тройную работу, а запасной вариант лишним не бывает — не сейчас, так потом пригодится. Если другую и найдут, то чем черт не шутит, может, еще и на эту перескакивать придется. Так что пусть будет разведана, чтобы знать, чего от нее ждать.

На Большой земле могут идти пертурбации, начальники меняться местами, социологи подсчитывать, сколько придется накинуть «Единой России»... В Арктику все эти новости если доходят, то с большим опозданием. Полярников (и медведей) все это мало волнует: на льдине, к отходу «России», сдрейфовавшей до 84° северной широты и 149° западной доготы, избирательных участков, слава богу, нет, а сверху только солнце или пурга.