Умер Василий Аксенов, колымский ребенок, сын «врагов народа» — политзэка Павла Аксенова и тюрзэчки Евгении Гинзбург; насидевшийся в детдоме для детей «врагов народа», учившийся в Магадане, носивший матери передачи в тюрьму, в «дом Васькова».
Какое-то время его принимали за тихую овечку, за врача-энтузиаста, за розовощекого и доверчивого «оттепельного» комсомольца. Но автор безобидных «Коллег» — памятника советской романтики, «Звездного билета» и кавээновской «Затоваренной бочкотары» вдруг взорвался гениальными «Ожогом» и «Островом Крым», а потом еще и разгромной «Московской сагой». И оказалось, что это совсем не тихая и склонная пускать слюни оптимизма и доверчивости советская овечка, а матерый антисоветский волк. Ну да, туда они нас и посылали: «И мне товарищ серый брянский волк». А волк «не может, не должен иначе!» Прямо по Высоцкому: волк должен выйти за флажки. Аксенов и вышел, и так далеко зашел, что не смог вернуться: лишили советского гражданства.
И настоящие его герои — это не те, кто покорно подставляет другую щеку, кто ходит в этапах и тихо гибнет в зонах или лабает на концертах по СССР в «Ожоге»; не те, кто из «Союза общей судьбы» и неизвестно ради чего сдает свободный Крым советскому тоталитарному монстру. Его герой — это тот беглый политзэк в Праге, который учит, что надо уходить из лагерей через тайгу, через океан, а если не получится, то «сдохнуть на последнем холме». Это та молодежь с младенцем, которая уплывает из захваченного Крыма на плоту в Турцию, чтобы не доставаться Советам.
Василий Аксенов пошел гораздо дальше своей матери, которая после Колымы восстанавливалась в партии. Для него эта чертова советская жизнь была вне закона. И он воздал должное и ей, и женщинам из «Острова Крым», которые мирились с тем, что сыр не ближе Орла, а колбаска вообще в Москве, и советским диссидентам, которые покорно ждали своей очереди на арест.
То, что школьник Васька увидел на Колыме, все пошло в ход, в дело, в «Ожог». Мы навсегда обожжены советской историей, вечной мерзлотой, Колымой, Эльгеном, Большим террором. Ожог льда. Это нас в 16 лет вместе с Алисой сунули в этап, это нас изнасиловали санитары, это мы не вернулись из Магадана. И никогда не вернемся. И как приговор, как знак атавизма и деградации застыл над Москвой в районе Лермонтовской чудовищный динозавр, как символ нашего вечного юрского периода.
А вы не видели этого аксеновского динозавра? Он все еще там стоит. Те киношники, которые пустили на большой экран изуродованную «Московскую сагу», чтобы показать, что все жертвы сталинизма дружно объединились, чтобы выиграть для Сталина Великую Отечественную войну, просчитались. Ведь под фильм переиздали роман, а в романе написано: «Никита посмотрел порученцу в глаза, там у него уже плескалась сталинская эйфория, джугашвилевский восторг, гипнотическое счастье от причастности к пахану. Биться за Родину, защищать тем самым кремлевских уголовников, что за страшная и извечная доля! Драться против гитлеровской расовой гегемонии за гегемонию сталинского класса, за хевру!»
А «Остров Крым» — вообще страшная и злая пародия на всех, кто держался за СССР, сдавался СССР, возвращался в СССР: на графа Игнатьева, на писателя Куприна, на всех интеллигентов с Запада, молившихся на СССР… Союз общей судьбы. Союз общей капитуляции.
Но сам Аксенов победил на своем Перекопе. Голыми руками, одним пером. Очень актуально сегодня звучат слова командарма Никиты Градова из «Московской саги», которые я всегда буду считать политическим завещанием Василия Аксенова: «Убили мерзавцы моего Кирюшку… пристрелили в затылок грязной вшивой чекистской пулей, чекистские свиньи, в сраку — в парашу — весь ваш род!»