Назад, к евразийству. Политический капитал, накопленный Россией на международной арене в первые годы президентства Владимира Путина, окончательно растрачен в течение второго срока
Известный французский эксперт по России Тома Гомар недавно написал: «При Владимире Путине Москва совершила два стратегических поворота. Первый случился после 11 сентября 2001 года, когда Россия сделала шаг навстречу Западу. Второй был связан с реакцией на «цветные» революции и был шагом назад, к евразийству».
Вот новый поворот
В начале 2000-х России удалось, неожиданно для многих, серьезно повысить свою роль и значение на международной арене. Эти позитивные изменения были достигнуты благодаря адекватным действиям на внешнеполитической арене. Путин одним из первых среди иностранных лидеров поддержал США после терактов 11 сентября 2001 года.
Россия стала одним из ключевых участников коалиции, начавшей действия против режима талибов и баз террористов «Аль-Каиды» в Афганистане. Вопреки возражениям части собственного военно-политического руководства, Путин согласился с размещением американских военных баз в странах Центральной Азии. И даже когда Россия и США серьезно разошлись во мнениях по поводу американского военного вторжения в Ирак, мы сумели аргументированно донести до США и мирового сообщества мотивы своего несогласия с американскими действиями. И сделали это не в одиночку, а с весомыми единомышленниками — Францией и Германией.
Российский президент точно определил, когда военные действия США и других участников коалиции в Ираке перестали быть войной, направленной на смену режима, и в стране началась вооруженная борьба за власть между радикальными группировками. К ней добавились боевые действия против террористического интернационала, хлынувшего через открытые границы в Ирак. Именно тогда дважды было официально заявлено, что «Россия категорически не заинтересована в поражении США в Ираке».
Успешно развивались в этот период отношения между Россией и ЕС. Сейчас в это трудно поверить, но накануне визита Владимира Путина в США в сентябре 2003 года, на стол президента лег экспертный доклад «Доктрина формирования стратегического союза России и США». Вот два коротких тезиса из этого документа: «Курс на стратегическое сотрудничество России и США практически воспринят обществом как наиболее реалистический для национальных интересов России». И далее: «Стратегический союз России и США должен базироваться не только на общности интересов, но и на общности ценностей и идеалов».
И вот в течение одного года весь этот немалый политический капитал был бездарно растрачен. Все начало меняться после думских 2003-го и президентских выборов 2004 года в России. Уже в январе Ричард Перл, известный своим жестким отношением к России, предложил не приглашать президента Путина в США на саммит «большой восьмерки» в 2004 году. Как писал тогда известный американский политолог А. Янов: «Впечатление такое — и вовсе не у одного Перла, — словно на пути скоростного поезда российской модернизации кто-то разобрал рельсы. И на полном ходу поезд пошел под откос». Три года, потраченных на выстраивание международной репутации президента и страны, оказались выброшены на ветер. Сенатор Маккейн, в одном из радиоинтервью заявил, что «Россия начала скатываться к режиму Муссолини». В результате в конце 2004 года обсуждались вовсе не перспективы партнерства России и Запада, а то, в какое неловкое положение попал Запад, согласившись на проведение саммита «большой восьмерки» в 2006 году в России. Реформа российской политической системы после бесланской трагедии (под предлогом борьбы с терроризмом) только усилила впечатление отката назад в российской внутренней политике, что немедленно сказалось и на восприятии страны в мире. Известный германский политолог Александр Рар писал: «Нынешняя неприязнь Запада к России связана прежде всего с тем, что медленно умирает вера в российскую демократию, Евросоюз не хочет интеграции и даже партнерства с недемократической, непредсказуемой Россией».
«Политический Сталинград»
На постсоветском пространстве Россия строила свою политику, исходя из совершенно неадекватного посыла «или-или»: или с Россией, или с Западом. И Россия, и Запад допустили ряд серьезных просчетов, главный из которых состоит в том, что Украину рассматривали не как пространство политического сотрудничества, а как поле битвы: Украина остается с Россией или безвозвратно уходит на Запад?
Такой подход к выборам на Украине как к «политическому Сталинграду» в борьбе между Россией и Западом с самого начала был контрпродуктивен. Ставки на украинских выборах были исключительно высоки, и влиять на их исход пытались и Россия, и Запад. Но Россия делала это куда более грубо, демонстративно и непрофессионально. В политической борьбе на Украине Россия позиционировала себя как одну из сторон в конфликте, что практически лишило ее возможности играть куда более выигрышную роль медиатора, посредника в урегулировании. И когда такие посредники понадобились, они нашлись в Польше, Литве, Евросоюзе, но только не в России.
Следствие этих просчетов — недопустимая раздражительность, импульсивность и непоследовательность во внешней политике и политике безопасности. В течение очень короткого промежутка времени Россия на высшем политическом уровне заявляла о своей приверженности партнерству в антитеррористической коалиции, а после провала кремлевских политтехнологов на Украине прозрачно намекала на возможность создания стратегического треугольника Россия—Индия—Китай с явной антизападной направленностью. При этом никто не оценивал, насколько адекватна сама возможность такого альянса. А ведь ни Индия, ни Китай совершенно не заинтересованы в создании такого триумвирата, и уж тем более в том, чтобы он имел антиамериканскую направленность. В обращении к народу после бесланской трагедии президент России говорил о силах, которые хотели бы «оторвать от нас кусок пожирнее», намекая на тех, кто якобы стоит за спиной у террористов. В привычной для россиян политической логике — это НАТО и США — больше некому. Тогда какова цена заявлениям о стратегическом партнерстве?
Угрозы и заблуждения
Окружающий Россию мир очень быстро меняется, и Россия уже давно не «крепость во враждебном окружении», противостоящая некоему объединенному Западу. Многое из того, что делают США или НАТО, делается вовсе не из желания ослабить Россию. В частности, передислокация американских военных баз объясняется двумя основными причинами. Во-первых, содержание военной базы в Польше, Румынии и Болгарии обойдется в разы дешевле, чем в Германии. Во-вторых, основные источники потенциальных угроз сместились на юг, и создание опорных точек для возможных действий поблизости от нестабильных регионов мотивируется именно этими соображениями.
Еще одно распространенное заблуждение состоит в том, что США якобы заинтересованы в ослаблении и распаде России. Пора понять, что неуправляемый распад (а только таким он и может быть) крупнейшей державы Евразии с тысячами ядерных боеголовок был бы катастрофой для американской внешней политики. Объективно Россия является ключевым государством в обеспечении безопасности Запада и, в частности, США. Америка жизненно заинтересована в сильной в экономическом и военном отношении и политически стабильной России.
Это не значит, что в каких-то своих действиях Запад не может существенно затронуть интересы России. Так, планируемое новое расширение НАТО важно для нас не само по себе, а именно потому, что речь идет о Грузии и Украине. Активное стремление Грузии в НАТО неизбежно приведет к дестабилизации в Кавказском регионе. Судя по всему, грузинское руководство рассчитывает, что НАТО поможет Грузии решить ее территориальные проблемы силовыми средствами. Но надо четко представлять, что вступление Грузии в НАТО в нынешних признанных границах абсолютно невозможно. Это не каприз России, а объективная реальность. В долгосрочном плане еще более сложна по последствиям ситуация с «уходом» Украины.
Сухой остаток
Вроде бы все признают: сейчас Россия выглядит весомее и ее роль в мире значительно больше, чем восемь лет назад. Нет ни одной проблемы, по крайней мере, в области безопасности, которую можно было бы эффективно решать без ее участия. Это относится и к борьбе с международным терроризмом, и к распространению ядерного оружия, и к обеспечению энергетической безопасности.
А если оценить ситуацию по другим критериям? Сумела ли Россия предложить своим соседям по СНГ позитивную альтернативу, более привлекательную, чем та, что предлагается им западными соседями, ЕС и НАТО? Вместо этого мы собираемся, подобно КарабасуБарабасу, стоять под дождем с семихвостой плеткой и пытаться поймать «кукол», убегающих в «хороший театр к Буратино». Есть ли вообще страны, которые мы можем считать своими союзниками? Президент Белоруссии Лукашенко уже столько раз «кидал» Россию и еще «кинет», что на его союзнические обязательства полагаться не стоит. Уже говорят о скором вступлении в НАТО и Евросоюз Сербии, которую мы очень поддержали в вопросе о независимости Косово. Да к тому же сербская Скупщина не хочет ратифицировать соглашение о продаже российским компаниям своей газораспределительной сети. Пожалуй, сегодня никого, кроме Армении, союзником России не назовешь. Разве что Венесуэлу с Уго Чавесом.
Ну а можно ли точно определить сегодняшних врагов России? Можно, только это будут не страны и не союзы государств, даже военнополитические. Врагами России сегодня являются, во-первых, ее внутренние проблемы, а во-вторых, внешние: международный терроризм, распространение ядерного оружия, латентные конфликты в стратегически важных районах мира. Перечень этих проблем показывает, что в основной своей части они общие и для России, и для США, и для Запада в целом.
Приблизились ли мы к решению самых острых внешнеполитических проблем последнего времени: расширение НАТО, размещение элементов ПРО в Польше и Чехии, независимость Косово и ядерная программа Ирана? К сожалению, приходится констатировать, что основную часть этих проблем президенты России и США согласились передать своим преемникам. Правда, в том, как это было сделано, есть обнадеживающие детали. На пресс-конференции в Бухаресте президент Путин, в частности, говорил о том, что российский ВПК должен получить выход на западные рынки. Из его высказываний следовало, что главной целью такого выхода должно быть не столько получение экономической выгоды, сколько обеспечение «совместимости» западных и российских систем оружия. О совместимости систем оружия говорят, когда хотят добиться того, что по-английски называется interoperability, — способности к совместному проведению операций. А она нужна, когда собираются проводить операции совместно, а не друг против друга.