«Мучать зрителей нельзя, но и потакать — тоже». Художественный руководитель балета Большого театра Алексей Ратманский приступил к репетициям спектакля «Пламя Парижа». Эта премьера ГАБТа станет последней постановкой Ратманского как худрука: он добровольно покидает свой пост. Ратманский рассказал The New Times о том, каким будет новый спектакль, что сделано в уходящем сезоне и отчего молодежь не рвется в музыкальный театр
Алексей, вы заканчиваете административную деятельность в ГАБТе. Самые приятные и самые неприятные моменты в работе худрука — это…
Приятно видеть воплощенные идеи. Видеть, как они материализуются с успехом или с общественным резонансом. Тяжело смотреть в сотый раз на одни и те же ошибки. Некомфортно говорить нелицеприятные вещи людям, даже если это правда. Приятно, когда человек умеет это выслушать и посмотреть на себя со стороны, а не просто злиться на критику. Если у артиста большое самомнение, я стараюсь быть деликатным. Иногда можно ничего не говорить, но человек поймет и так, если не получит какой-то спектакль или роль.
Некоторые трактуют это как личную неприязнь. Но для меня главный критерий — качество танца, а так ко всем стараюсь относиться ровно. И уж конечно, не мщу своим оппонентам.
Каковы балетные итоги нынешнего сезона в Большом театре?
Первой премьерой 2008 года была романтическая «Сильфида». Сюжет вроде бы нехитрый — несчастная любовь девы воздуха и шотландского крестьянина, но по сути — драма утраченных иллюзий. У постановщика из Дании Йохана Кобборга этот балет перестал быть стилизацией старинной гравюры, стал драматическим сюжетом.
Под занавес сезона, 3 июля, вы представите балет «Пламя Парижа» — спектакль о Французской революции.
Его автор — хореограф Василий Вайнонен. От его наследия мало что осталось. Сейчас самое время вспомнить. История нашего балета должна быть воспринята артистами через свое тело. И так уже безвозвратно пропали балеты Горского, Лопухова, исчезает Голейзовский, по одному спектаклю осталось от Захарова, Лавровского, Вайнонена, Чабукиани. А на их хореографии выросли все наши великие, включая Семенову, Уланову, Плисецкую. Убежден, что наследие Большого, как русское, так и советское, в аутентичном или переосмысленном виде должно стать частью повседневной балетной жизни. Тогда мы можем идти на самый отчаянный эксперимент, не боясь потерять ориентиры. Я же в своей версии попытаюсь сохранить и либретто, и хореографию, но переосмыслить прежнюю советскую идеологию. Новое «Пламя» — история о благих намерениях, которыми вымощена дорога в ад.
Обновленное «Пламя Парижа» — еще один способ выйти из узкого круга известных балетных названий. Видимо, для этого же Большим театром и Союзом театральных деятелей России объявлен конкурс на музыкальный спектакль для детей?
Да, и Большой театр поставит оперу или балет победителя этого конкурса. В театре существует всего один детский спектакль — «Чиполлино», он идет с 70-х годов. И есть проблема старения публики, мы теряем молодежь. Дети находятся под влиянием телевидения и компьютерных игр. Музыкальный театр их не интересует: это «скучно» и «старомодно». Хотя бы смягчить ситуацию можно в том случае, если появятся новые спектакли, в которых будут использованы элементы молодежной культуры. Не подстраиваться под публику, не заигрывать с нею, а творчески использовать эту культуру. Тогда молодые зрители смогут ассоциировать себя с тем, что происходит на сцене, и через двадцать лет музыкальные театры не будут пустовать.
Мы всегда гордились национальным балетом, мол, он лучший в мире. Сегодня тоже можем гордиться?
В чем-то мы лидеры. Но и французы с англичанами — тоже балетные лидеры. И американцы, и испанцы. У каждого есть свои сильные стороны. Надо быть в курсе, брать лучшее, уметь учиться.
Балет в России, что при царе, что при коммунистах, был придворным искусством, которое государство использовало в своих целях. А сейчас?
Не чувствую этого. Большой театр — известнейший бренд России, это да. Но чтобы в своих целях? Нет, такие времена прошли, к счастью.
Такое понятие, как мода, есть в балете?
Естественно. Сейчас, например, у балерин модно высоко поднимать ногу. Модно быть очень худой и с длинными ногами. У танцовщиков модно заигрывать с публикой, провоцировать ее на аплодисменты. В мире возобновилась мода на большие сюжетные спектакли, а не на бессюжетные и одноактные, как раньше.
Возможно, сработала система маятника. Кроме того, американская и европейская мода в балете — очень разная. Американцы, воспитанные на Баланчине с его музыкальностью и изощренным хореографическим комбинированием, презрительно называют «евротрэшем» новейшие пластические поиски за океаном. Им не нравится, когда в танце используются смежные искусства.
Публику надо воспитывать или идти у нее на поводу?
Мучать зрителей нельзя, но и потакать — тоже. Надо предлагать новые ощущения.
Между «воспитывать» и «мучать» — тонкая грань.
Ну чтобы зритель не вставал и не уходил посередине спектакля.
А может, надо делать о музыке, опере и балете телевизионные шоу наподобие «Танцев на льду», после которых родители массами побежали бы отдавать детей в немодное еще недавно фигурное катание?
И это, возможно, тоже. Наша публика более консервативна, чем в Европе и Америке. С ней надо работать. В щадящей, повторяю, форме.
Вас все еще называют молодым и начинающим балетмейстером?
Думаю, что нет. Раньше были авансы, а теперь — плати по счетам.
А тоска по сцене есть?
Только когда вижу плохое исполнение. Тогда с досадой думаю: «Господи, это же так просто, сейчас выйду и покажу».
Вы как балетмейстер в мире нарасхват. Только в этом году у вас несколько постановок в Голландии, Америке и Польше. А думать успеваете? Или хотя бы читать, например?
Читаю главным образом в процессе очередной постановки. Сейчас изучаю историю Французской революции. До этого читал обэриутов, когда ставил балет «Вываливающиеся старухи», при подготовке «Корсара» — про пиратов и императорский балет. А для души смотрю японские мультфильмы.