Я никогда не видела Людмилу Алексееву такой красивой: черное вечернее платье, изящные клипсы, очень красивая прическа, чуть вздернутая бровь. Сначала я остолбенела, потом начала вслушиваться. Протерла глаза, постучала по ушам — нет, это канал «Россия 1».
Это я отсматривала на YouTube архивные выпуски программы «Исторический процесс» (ведущие Николай Сванидзе и Сергей Кургинян), он же «Истерический», в связи с тактико-техническими характеристиками одного из ведущих. Принимала решение для себя — идти или не идти на передачу о Ходорковском. Точнее, на очередной, только теперь телевизионный, суд над Ходорковским. Увидев и услышав Алексееву, сомневаться перестала. И пусть ее точка зрения на убийство в тюрьме Сергея Магнитского не устроила «голосующую страну». Вопрос в качестве тех 20%, которые проголосовали за жизнь, а не за убийство (а могло быть и 10, и 5, и 0,5 — это голосование a-la Churoff, телевизионщики и политтехнологи это прекрасно понимают).
Между прочим, ни Андрей Сахаров, ни Дмитрий Лихачев и уж тем более живущая здесь и сейчас Людмила Алексеева никогда и не рассчитывали на бешеный успех у публики.
Успех у публики — это «обшить медведно», самая любимая казнь Иоанна Грозного, когда приговоренного зашивали в свежесодранную медвежью шкуру и травили собаками до смерти. Хлеба и зрелищ, patria o muerte, вор должен сидеть в тюрьме. Начальник сказал. Жаль, не было указаний про убийц, педофилов, насильников и справедливый суд, сообщающий urbi et orbi, на основании каких бесспорных доказательств имярек «обшивается медведно» и скармливается волкодавам под бурные аплодисменты цирка. Пива Шарикову не предлагать.
Когда я шла на «Исторический процесс» (как эксперт со стороны Николая Сванидзе), я все понимала. Думаю, что понимал это и блистательный Сергей Алексашенко, ставший — по моему мнению — главным героем программы, во всяком случае, в ее оригинальной версии, которая была записана за трое суток до эфира. И адвокат Дмитрий Харитонов тоже понимал, что публику обрабатывают под очередной отказ в очередном УДО — условно-досрочном освобождении МБХ. В общем, в какой-то мере мы были готовы быть «обшиты медведно». Был ли другой вариант? Вот не уверена. Вариант промолчать на сегодняшний день означает быть среди публики, требующей ипотеки и песни «Все для тебя, моря и океаны» три раза подряд. И что из того, что лично вы предпочитаете песню «Я пил у генерала ФСБ»? Споете ее при случае следователю-капитану.
„
”
Что из того, что лично вы предпочитаете песню «Я пил у генерала ФСБ»? Споете ее при случае следователю-капитану
”
Да, тут в Следственном комитете я поделилась с моим визави: «Знаете, — сказала ему, — есть у меня твердое убеждение, что лет через 10 порядочные люди, знакомясь, будут спрашивать друг у друга: «А вы в 2000-х за что сидели? Ах, не сидели? Заказывали или показания давали?» — и будут бочком отодвигаться от упыря». Следователь поднял холодные глаза и ответил: «А через 10 лет не будет несидевших».
Я сказала это на публике в зале. Публика не одобрила. В эфире этого не было — вырезали: записывали три часа, эфирного времени втрое меньше, чего уж. Да и правила игры на большом федеральном канале специфические — просили без фамилий, упомянутых всуе. Без надрыва просили: уж 10 лет понятно, кто у нас лорд Волан-де-Морт. А кто такой Игорь Сечин, например, так активно голосующая публика до сих пор не в курсе. Это ж надо с полчаса объяснять, кто таков и чем славен, а прайм-тайм нынче дорог. В конце концов, и публике это не так интересно, как воспоминания первого официального советского миллионера Артема Тарасова о былых котлетах (он был экспертом со стороны Сергея Кургиняна).
Еще меня интересовало, как воспримет программу Русь сидящая. Она, сидящая по зонам, была в восторге — сидельцы посчитали, что сторона Кургиняна саморазоблачилась. Я спрашивала одно и то же: отчетливо ли дошел федеральный сигнал, что, мол, мало сажают? «Да не беспокойся, — отвечали мне, — дошел отчетливо! Но нам-то что? Это теперь пусть публика, которая еще на воле, беспокоится».
Tweet