Почти сорок лет назад в частном разговоре с Константином Симоновым Леонид Брежнев сказал, что народу правда о войне не нужна. Ему нужен праздник. Нужна ли нам правда о войне или 9 Мая не более чем символ? Об этом размышляют режиссер Петр Тодоровский, социолог Борис Дубин и писатель Григорий Бакланов
Петр Тодоровский: «Жизнь ничего не стоила»
|
Не сказано всей правды о том, как мы проигрывали войну все первые ее годы. И сколько попало в плен наших солдат. Сколько союзники нам в течение 4 лет давали вооружения: автомобили, стратегические материалы. У нас мало известно о том, что после войны в Берлине 100 тысяч немок пришли к коменданту Берлина с жалобой, что их изнасиловали наши солдаты. Или что маршал Жуков пригнал эшелон мебели из Германии...
Это была очень тяжелая война для нашей страны. Очень тяжелая. Не готовы мы были совершенно. Хотя я попал на передовую, на фронт, но я попал, когда мы уже начали побеждать — был 44-й год. И до Эльбы дошел. Я видел столько бессмысленных смертей, столько несправедливости и столько жертв невинных... Это уму непостижимо.
Брат мой ушел в армию сразу после окончания 10-го класса. Он попал на границу с Польшей. Вскоре мы перестали получать от него весточки. Однако все 4 года войны мы писали — я, мать, отец, сестра. И спустя 60 лет после этого, когда все они уже ушли из жизни, я узнал о том, как погиб мой брат. Он погиб в бою 21-го января 42-го года около деревни Водосье... Из документов я узнал, что было плохо организовано наступление. Естественно, оно сорвалось. Тело брата бросили в ров — даже не была вырыта яма специально. Просто ров был, куда бросили 90 погибших, присыпали землей и пошли дальше. Все. Человеческая жизнь ничего не стоила.
Немцы оборонялись очень ожесточенно. Четко работала артиллерия. Мы это ощутили на себе. В ночь с 7-го на 8-е мая 45-го года мы вышли к Эльбе. Немцы не давали нам голову поднять. Они поставили зенитное орудие в горизонтальное положение… У них были штабеля патронов, огромное количество. Всю ночь они не прекращали стрельбу, просто сплошную. Там было несколько зенитных установок. И вдруг затихло все. На рассвете мы вышли к воде, и поняли, почему они так сопротивлялись: потому что через Эльбу был мост, через который они всю ночь переправляли свои семьи, какие-то документы и прочее. Мы даже видели последних солдатиков, которые вплавь добирались на другой берег, где уже стояли американцы...
Рассказать правду о войне мне, так сказать, с моего бугорка... очень трудно. Я помню, что мы долго не могли взять какую-то деревню перед Одером. Ночью появился генераллейтенант и палкой избил командира полка. Он кричал матом: «Я тебя расстреляю, если вы утром не возьмете эту деревню!!!»
Какая правда? Правда та, что победили. Вот и вся большая правда.
Борис Дубин, руководитель отдела социальнополитических исследований «Левада-Центра»
Власть всегда использовала День Победы в своих целях. Делает она это и сейчас. Поскольку в непосредственной близости оказалась инаугурация нового президента, то несколько дней на всех площадях пляшут и танцуют для того, чтобы граждане думали, что даже победа связана с новым президентом. В свое время это начал делать еще Брежнев, когда он произнес речь к 20-летию Победы. Брежневскую биографию стали подстраивать под военную, а сам этот день стал огромным праздником для всей страны. До этого времени больших празднеств вокруг этой даты не было. Сталин просто не любил всякие напоминания о войне и терпеть не мог тех, кто прошел войну, ветеранов. А при Брежневе стала оформляться фигура ветерана, которая была чрезвычайно важна для всей советской мифологии.
Благорастворение воздухов
Власть понимает, что 9 Мая — это центральный праздник, объединяющий всех, единственный позитивный праздник и ничего другого с ним рядом поставить нельзя. В свое время 20-летие Победы как бы легитимировало Брежнева. Сегодня через образ Победы легитимируется новый президент. И кроме того, восстанавливается очень важная вещь для мифологии: единство российской, советской и постсоветской истории. В эпоху Ельцина идея политических верхов была в том, чтобы разорвать связь с советским опытом, считать его тупиковым, вернуться к дореволюционному периоду, начать как бы оттуда. А путинская установка другая: восстановление связи с советским. За два срока Путина большинство россиян признало советский опыт собственным опытом, советское прошлое — собственным прошлым и единую линию истории от России через советскую Россию к России постсоветской. Сейчас творится мифология в связи с новым президентом и таким как бы мягким, законным, правильным, демократичным переходом от президента Путина к президенту Медведеву. Поэтому такое настроение: благорастворение воздухов, все всем довольны, все пляшут и поют. Когда все праздники соединяются в одно, это очень хорошо работает на мифологию.
День Победы праздником считают все, но только непонятно, чей это праздник и праздник чего. Для социолога всегда важно понять: кого объединяет праздник и вокруг чего объединяет. В некоторых группах считают, что это праздник власти, праздник начальников. Иногда перед самим 9 Мая такие настроения усиливаются, когда слои населения, находящиеся низко на социальной лестнице, с низкими доходами и высоким уровнем раздражения и недовольства по отношению к власти, вспоминают о том, что начальники ими плохо правят.
Победа над супостатом
С другой стороны, иного такого позитивного события советского периода, может быть, за исключением полета Гагарина, собственно говоря, и нет. Все другие даты, связанные с советским, — это, скорее, следы очень болезненных переломов (революция) или вообще конец эпохи, как распад СССР, который довольно тяжело переживался населением, хотя и не сразу, а уже во второй половине 90-х годов. И это настроение тяжести поддерживалось массмедиа, а потом, уже в начале 2000-х, довольно сильно разжигалось и властью.
Праздник 9 Мая, к сожалению, пустой по содержанию. Наш Центр регулярно задает населению вопрос: в чем, собственно, состояла эта победа, в чем главный результат войны? И основные два ответа таковы: это уничтожение нацистского режима (мы их победили), а второе — освобождение европейских стран. Россия выступила, как всегда, освободителем не только себя, но и Европы. Это очередной миф. А реальные результаты победы: свобода, демократия, мирное развитие, сближение людей и народов — все это гораздо менее значимые для россиян пункты. В то время как для народов Европы как раз именно они выходят на первое место, и это, собственно, и есть позитивные результаты победы: мирное развитие, экономический подъем, культурное развитие, рост толерантности и ненасилия, создание единой Европы, а для России это все еще, как в старые времена, как в архаические эпохи — победа над супостатом.
В период, когда создавалась мифология победы, она должна была закрыть или приглушить вопрос о том, что если победили, то почему так плохо живем. Мифологию победы 1960–1970 годов мы имеем и сегодня, только уже в ослабленном и адаптированном виде. А тогда она должна была заслонить другое: предыдущую эпоху, освобождение людей из ГУЛАГа, оттепель, диссидентов, альтернативную литературу, альтернативную историю, альтернативное кино, нарастание национальных конфликтов, рост религиозности, появление разных субкультур (в частности, молодежной) — вот на что были направлены усилия.
Праздник островитян
И похоже, что результаты имеются, я не могу назвать их успехом, но мы имеем эту мифологию и сегодня. То есть победил, образно говоря, не Андрей Тарковский и Василь Быков, а победили эпопея «Освобождение» и «Семнадцать мгновений весны».
Мифология в политическом строительстве и в политической риторике используется часто и самыми разными силами. И все же преимущественное развитие мифологии, укрепление ее, создание соответствующих ритуалов, символики, парадов, шествий — это в основном «достижения» тоталитарных режимов. Характерно, что в нашем случае это мифология даже не войны, а мифология победы. Если бы речь шла о цене этой неимоверной победы, о 27 миллионах погибших, о том, что за каждого немца положили как минимум троих своих, что в ополчении была одна винтовка на нескольких рядовых и необученных и горстка патронов, что Москву, Ленинград, многие другие города буквально закрыли своими телами люди, что страна была отброшена назад на несколько десятилетий в экономическом, политическом, цивилизационном смысле, что страна после войны так и не открылась навстречу миру... Но ничего этого не произошло, наоборот, страна в очередной раз невротически закрылась.
И потому это праздник островитян, ведь мы празднуем победу в Великой Отечественной войне, а не во Второй мировой, она у нас и началась 22 июня 41-го года, а не в сентябре 39-го (кому же хочется вспоминать о советско-германском параде в Бресте, о Катыни?) И День Победы у нас 9-го, а не 8-го. Сколько так еще будет продолжаться, неизвестно. Видимо, до тех пор, пока власть будет сохранять, хотя бы мифологически, ту же свою вертикальную конструкцию, когда вся она наверху, а внизу — верноподданный народ, и на всех площадях и улицах — праздники в честь этой власти, которая освободила, создала, открыла, укрепила и направила.
Григорий Бакланов: «Парад мне не нужен»
О войне не сказано очень многое. И не будет сказано. Дело в том, что уходят люди (да уж почти все ушли), которые воевали, которые знают ту войну. Это раз. Многое сокрыто в документах до сих пор. Это два. А третье — в нашей тоталитарной стране война всегда была средством прославления режима.
«Мудрый» Сталин перед войной взял и уничтожил весь цвет армии. Недавно я узнал вот какие цифры: 53 000 наших самолетов сбили во время войны, а 55 000 разбилось при тренировках. Но дело не в цифрах, а в том, как мы воевали. Это же неподготовленные летчики, неготовые самолеты, и за этим за всем полная бесчеловечность: человек ничего не стоил. Не зря мы стольких потеряли.
У меня вышел роман «Июль 41-го года» в журнале «Знамя». Я отдал его Твардовскому, не надеясь ни на что. Он мне сказал: «Выньте все, что написано о 37-м годе, тогда мы напечатаем». Я сказал: «Давайте, Александр Трифонович, вынем из нашей жизни то, что было в 37-м году, тогда и я выну это из романа». И забрал его.
В конце концов, после больших перипетий, роман все же был напечатан. И потом 12 лет он не издавался. Я его вставлял в сборники, а его вынимали. В цензуре он числился запрещенным. Вот что такое было в то время напечатать о войне правду.
Счастливая судьба была у Виктора Некрасова. «В окопах Сталинграда» прошли тогда, когда они не могли пройти. Но там был упомянут Сталин, причем Некрасов не льстил, он написал то, что говорили в окопах. Вот это, собственно, и решило дело. А потом, когда пришел Хрущев, отказались переиздавать «В окопах Сталинграда». Требовали, чтобы он убрал слова о Сталине. Он сказал: «Нет, я не сниму ничего, останется так, как я написал...»
Вот сейчас был опять парад в День Победы. Мне, например, он не нужен, и сомневаюсь, чтобы вообще он был нужен. Но он должен символизировать, что страна встала с колен и у нее такая техника... Представление о войне снова будут поворачивать в другую сторону. Для утверждения власти.
