Философия учит делать, а не говорить» — ни на ком так не оправдывалось это изречение Сенеки, как на блестящем интеллектуале, талантливом писателе и философе и честном русском интеллигенте Дмитрии Сергеевиче Мережковском, 145-летие со дня рождения которого мы будем отмечать 14 августа.
Этот философ легко нес бремя нестерпимой для русских идеалистов свободы от идеологии и догм. Скальпель его анализа был беспощаден ко всему и ко всем. Вольнодумец и гуманист Мережковский не отрекся от страшного наследия Петра — европейской вестернизации ценой казней и пыток; дивного Петрополя, построенного на костях; светлого образа царевича Алексея, праведника и диссидента, и обязанности Петра его замучить и казнить во имя каторжного пути России на Запад. Роман Мережковского «Петр и Алексей» о пришествии Антихриста (Петра I) — это мистерия не только о русской истории, но и о тайнах мироздания. Что было бы с реформами, если бы Антихристу Петру наследовал тихий и праведный реакционер и изоляционист Алексей? Русь вернулась бы на свои полати, и не было бы ни екатерининского Просвещения, ни великих реформ Александра Освободителя, ни Манифеста 1905 года, ни николаевской Государственной думы. Принимая петровские реформы, мы не можем отвергнуть самого реформатора. У Мережковского Петр спасает Россию, отдавая на заклание своего сына, а Бог спасает человечество той же ценой: закланием Иисуса. А Иисус и Алексей одинаково не ропщут, но любят каждый своего Отца и исполняют его волю. И следует ужасный вывод: Христос — сын Люцифера, Бог далеко, он в земных делах не участвует.
Перу Мережковского принадлежит убийственная и вдохновенная характеристика русского народа, которая объясняет, почему мы так некрасиво живем, так красиво умираем и почему великое искусство России сопровождается таким гражданским ничтожеством. Итак, мы и европейцы: «Ваш гений — мера, наш — чрезмерность. Вы любите середину, мы любим концы. Вы сберегаете душу свою, мы всегда ищем, за что бы нам потерять ее. Вы — «град настоящий имеющие», мы — «грядущего града взыскующие».
В 1905-м Мережковский вместо общеинтеллигентских восторгов по поводу революции пишет «Грядущего Хама» — мрачное пророчество на 80 с лишним лет вперед о будущей власти пролетариев-мещан. Отвергая и православие, и самодержавие, он отвергал и тезис о «народе-богоносце» и шагал против течения, а Россия, от Толстого до эсеров и эсдеков, текла влево.
„
”
Отвергая и православие, и самодержавие, он отвергал и тезис о «народе-богоносце» и шагал против течения, а Россия текла влево
”
После Октябрьского переворота дом Мережковского и его жены Зинаиды Гиппиус стал форумом инакомыслия и протеста. И именно Дмитрий Сергеевич первым не подал руки Блоку за его «Двенадцать».
Мережковского с женой не выпускали из Советской России — в 1920-м они, рискуя жизнью, нелегально перешли границу. В Париже Мережковский талантливо и бескомпромиссно боролся с большевиками, заменяя и предвосхищая будущие «Свободу» и «Голос Америки».
Не прельстившись снами Веры Павловны и Владимира Ильича, он отверг и гитлеровский бред, не пойдя на сотрудничество с фашистами. Впрочем, желая поражения Третьему рейху, он не желал победы и Красной армии, отказываясь выбирать между двумя фашизмами. Эмигранты, даже Бунин, думали иначе, и эмигрантские издательства оставили Мережковского без работы и без куска хлеба. Старики голодали, но не сдавались. Мережковский умер 9 декабря 1941 года, и эмигрантский Париж не пришел его проводить в храм на улице Дарю.
Советская власть добавила свою лепту: имя и творчество философа были под запретом до конца 80-х. Так платят тем, к кому не относится упрек того же Сенеки: «Ты знаешь, какая линия прямая. На что тебе это, если в жизни ты не знаешь прямого пути?»
Tweet