#Культура

#Суд и тюрьма

Старость как радость

26.05.2008 | Долин Антон | № 21 от 26 мая 2008 года

Мануэль де Оливейра отметит 100-летний юбилей под «Золотой пальмой»

Преждевременный юбиляр. Сто лет Мануэлю де Оливейре исполнится лишь 11 декабря. Однако Канны, которые награждают и любят его в течение последнего полувека, не стали ждать и вручили старейшему режиссеру мира почетную «Золотую пальмовую ветвь» уже сейчас. До сих пор этот приз, так называемая «Пальма пальм», присуждался только два раза — Ингмару Бергману и Вуди Аллену

После ухода из жизни Антониони и Бергмана португалец Мануэль де Оливейра остался единственным и неповторимым патриархом всемирного авторского кино. Оливейра старше обоих покойных именитых коллег — Антониони на 4 года, Бергмана на 10 лет. При этом он не только разъезжает по фестивалям, собирая призы здесь и там, но и снимает как минимум по фильму в год.

Старость как радость

Арифметика, надо сказать, поразительная. Первый свой фильм Оливейра сделал в 1929-м, еще в эру «великого немого». За 30–40-е он снял всего один полнометражный фильм и несколько короткометражек. За 50–60-е — еще один. За 70–80-е — восемь игровых картин. А с 1990-го по нынешний день — уже 22 фильма. Таким образом, Оливейра с годами (точнее, с десятилетиями) лишь наращивает активность.

А еще Оливейра настолько живуч, во всех смыслах, что решительно отказывается бронзоветь и превращаться в памятник самому себе. Он так и не стал брендом, а остался уникальным автором, безразличным к коммерческому успеху и не пытающимся завоевать сердца зрителей. Его фильмы трудно описать, но невозможно ни с чем перепутать. В России, правда, видели лишь один из них, и тот продолжительностью три минуты. «Уникальная встреча» — новелла из прошлогоднего каннского альманаха «У каждого свое кино», где под музыку Эрика Сати папа римский общается с Никитой Хрущевым и в результате делает великолепный вывод: «А все-таки у нас есть что-то общее». Имеется в виду выдающийся живот.

Меня взрастил кинематограф

Хрущева сыграл ничуть на него не похожий, но от этого не менее прекрасный французский артист Мишель Пикколи, давний любимец и близкий друг Оливейры, снимавшийся в доброй дюжине его картин. В том числе в пронзительном и исповедальном фильме о старом актере «Я возвращаюсь домой». Именно Пикколи вышел на сцену главного зала каннского фестивального дворца «Люмьер », чтобы вручить Оливейре «Пальму». «Без этого человека я домой не вернусь», — пошутил патриарх, принимая приз. Его слова были встречены овацией. В течение этой церемонии, длившейся меньше часа, публика вскакивала с мест, как по команде, раз семь.

Кроме Оливейры и Пикколи на сцену были допущены всего двое: глава отборочной комиссии фестиваля Тьерри Фремо и всесильный каннский президент Жиль Жакоб. Причем если Жакоба, зачитавшего по бумажке проникновенное приветственное слово, Оливейра внимательно выслушал, то Фремо демонстративно не замечал. Сперва оттолкнул тростью, когда тот имел глупость предложить старику руку и помочь подняться на сцену (Мануэль все делает сам), затем не давал вставить и слова перевода, вынуждая многотысячный, набитый под завязку зал выслушивать спичи исключительно на французском языке.

Непереводимым речам великого старца беспрекословно внимали Шон Пенн и Натали Портман, Клинт Иствуд и Кристиан Мунджиу (прошлогодний лауреат «Золотой пальмовой ветви»). А Оливейра, между прочим, заявил, что получать приз именно так ему особенно приятно, поскольку он не любит состязаться с коллегами. В смысле — не хочет расстраивать их своей победой. Потом помянул добрым словом великого Анри Ланглуа — основателя французской Синематеки. А напоследок добавил: «Я рос на протяжении ста лет вместе с кинематографом и теперь знаю, что меня взрастил именно кинематограф».

Вниз по реке

В самом деле, Мануэль де Оливейра — не только старейший из активных кинорежиссеров, не только самобытный мастер. Он еще и живая история кинематографа. Его дебют «Работы на реке Доуро» (1929–1931) отразил экспрессионистские искания 20-х, а также впервые стал поводом для размышлений о слиянии документального и игрового кино. Первый полный метр «Аники-бобо» (1942), снятый с непрофессиональными актерами- детьми, предвосхитил находки итальянского неореализма. Второй большой фильм «Весеннее действо» (1963) предсказал метафизическое кино грядущего десятилетия, в частности, фильмы Пьера Паоло Пазолини.

Начиная с семидесятых, в эпоху растущей творческой активности, начавшейся после свержения диктатуры в Португалии, уже зрелый мэтр Оливейра забросил свои «параллельные » увлечения, такие как автогонки и виноделие, окончательно сформировав свой неповторимый стиль. Главная его примета — неизменное внимание к иным видам творческого самовыражения: от живописи (Оливейра предпочитает движущимся кадрам статичные планы) до театра (некоторые его фильмы даже разделены на «акты») и литературы (начиная с 70-х почти каждая картина режиссера — экранизация). Не стоит забывать и об истории родной Португалии, столь подробно исследованной в фильмах «Культурный Лиссабон» (1983), «Нет, или Тщетная слава командования» (1990), «Слово и утопия» (2000) и «Пятая империя» (2004). В последнем на сегодняшний день фильме «Христофор Колумб — загадка» (2007) Оливейра задался целью доказать, что открыватель Америки был португальцем. Кстати, в этой картине главные роли сыграли сам режиссер и его жена. В других же его фильмах снимались такие артисты, как Катрин Денев и Марчелло Мастроянни (а также их дочь Кьяра), Джон Малкович и Стефания Сандрелли.

Оливейра — живое напоминание о том, что кино может обходиться без забот о коммерческой ценности продукта. И о том, как важны международные фестивали.

В своей речи Мануэль процитировал со слов Тонино Гуэрры предсмертные слова Феллини: «Мы научились делать самолеты, но нам не хватает аэродромов». Другими словами, по-настоящему хорошее кино негде прокатывать. Баюкая «Золотую пальму», как любимого ребенка, Оливейра констатировал со сцены дворца «Люмьер»: «Канны — лучший из аэродромов».

После чего публике был показан первый фильм Оливейры — замысловатая, хотя всего-то 18-минутная фреска, посвященная речной жизни португальских рыбаков 20-х годов. Случайно или нет, первый и последний кадр этой картины — свет маяка над темными водами Доуро — напомнил свет кинопроектора в темном зале, где начинается сеанс.


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.