Профессиональные, по-настоящему профессиональные спортивные журналисты, представленные на этих страницах, — люди математического расчета, а не эмоций. Поэтому они антиболельщики (другой бы назвал их вообще антипатриотами): холодный лабораторный анализ заменяет им радость победы. Спортивные аналитики изучают игру, как тургеневский Базаров препарировал лягушек. Естественным образом они видят в одной победе следствие действия теории вероятности, в другой — сочетание финансовых и иных побочных факторов. Они не склонны преувеличивать значение массового интереса к тому или иному виду спорта — ровно того фактора, который имел значение, когда с конца 60-х по начало 80-х отечественный хоккей побеждал все, что движется, и пачками рождал «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов», то есть звезд.
Между тем это ведь загадка: как получилось, что не одно десятилетие игра, «родоначальниками» которой не были дорогие россияне, они же — новая историческая общность, советский народ, оказывалась неземной страстью миллионов людей, включая лично генерального секретаря, который не то что на коньках, на ногах еле держался. Понятно, что других развлечений, тем более столь массовых, не было. К тому же климат, тогда еще не тронутый глобальным потеплением, располагал к занятиям доступными зимними видами спорта. Но ведь кто-то эти катки почти в каждом дворе заливал, и энтузиазма хватало на то, чтобы на бабушкиных гагах с клюшкой с прямым крюком наперевес безоглядно нестись навстречу новым приключениям и неуклюжим дворовым силовым приемам...
Разумеется, хоккей был государственным видом спорта. Освященный авторитетом генсека, с разветвленной сетью и системой улавливания талантов из глубинки (именно этой цели служила та самая «Золотая шайба»), с поддержкой региональных хоккейных школ, но в то же самое время с жесткой централизованной пирамидой селекции игроков и тренеров, увенчивавшейся Центральным спортивным клубом армии, хоккей на льду имел все шансы на успешное развитие. Будучи государственным, он не мог не быть глубоко идеологизированным видом спорта. Победы «утепляли» имидж холодной империи, и на пике своего развития советский хоккей играл такую же консолидирующую для нации роль, как и мифология Великой Отечественной. Крепостные хоккеисты, привязанные к ЦСКА, как к казарме, были бойцами идеологического фронта, а триада Михайлов– Петров–Харламов звучала так же, как Маркс– Энгельс–Ленин. Это из балета и фигурного катания могли пачками и в пачках бежать на Запад. Из хоккея хрен бы кто убежал: ну не мог советский офицер на коньках и с клюшкой всерьез выслушивать посулы канадских селекционеров — квартира, белая «Волга» с блатными номерами, высокое звание депутата съезда комсомола заменяли сомнительные заокеанские миллионы в мире чистогана.
Но государственный заказ на хоккей как идеологическое оружие, которым мы «развеивали миф о непобедимости канадских профессионалов» и создавали свой собственный миф о любительском спорте, которым выбивали из чехов воспоминания о танках в Праге, не сработал бы, если бы не было заказа «снизу». Хоккей потому и оказался успешным, что был массовым и относительно доступным. В спорте должны быть идолы с конкретными фамилиями и массовая дворовая основа. Тогда появляются стимулы и формируется система селекции. В этом смысле то, что произошло, случайно или не случайно, с теми же футболом и хоккеем за последний месяц, всетаки имеет значение: может, вслед за вот этим почти советским «мы верим твердо в героев спорта» последует шаг от телевизора к дворовой хоккейной коробке?
А то что родная власть нарастит на этом несколько рейтинговых очков — не беда. У них — своя игра, у нас — своя.