Борис Андреевич Лавренев, 120 лет со дня рождения которого исполнится 17 июля, жил до 1918 года как флибустьер и авантюрист. Бегство из гимназии на пароход «Афон»; рейсы в Александрию и Марсель; ученичество у морского волка анархиста мсье Мишеля; тусовки у футуристов. В 1915 году — фронт, погоны поручика, два Георгия, отравление ипритом и первый антивоенный рассказ «Гала-Петер». Идиотизм цензуры: набор рассыпали и рукопись конфисковали.
Февраль сделал поручика большим начальником, адъютантом у коменданта Москвы. Октябрь дал ему под начало целый бронепоезд. Он воевал в Туркестане, потом попал в красноармейскую газету (позже, во время финской и Великой Отечественной, тоже был военкором). А ведь большевики не понравились ему настолько, что он хотел эмигрировать. Но отец-народник отсоветовал, велел искать правду вместе с народом и на его стороне.
Большевиков Лавренев, индивидуалист и эстет, полюбить не смог. Все попытки объяснить их правоту в «Седьмом спутнике» выглядят натужным насилием над правдой и над самим собой. Да, Лавренев воевал на стороне будущих победителей до 1923 года, но только потому, что иначе надо было выбирать между эмиграцией и смертью, а он любил жизнь и даже был сибаритом. Тем не менее его талант — это талант воителя, его стихия — гражданская война.
«Она поет об океанском просторе и единственной в мире правде — правде соленого ветра. Слушаю и знаю, что скоро пойду искать свежего шквала. Вам тишина и мир — мне свист урагана, стада испуганных звезд над морской бездной и торжественный хорал беспокойных валов» («Марина», 1923). В знаменитом «Сорок первом» (1924) Лавренев откровенно любуется лихим офицером, интеллигентом и стоиком Говорухой-Отроком. А что есть у неграмотной Марютки, кроме силы чувств и «экспрессии»? Этих Ромео и Джульетту времен Смуты ломает идеология. Гражданская война кидает их в смертельный бой друг против друга, но все-таки Марютка с ее красной правдой оказывается хуже своего любимого, ведь именно она убивает белого, благородного, ни в чем перед ней не виноватого офицера.
Лавренев зашифровал для советской цензуры свою главную мысль: на гражданской войне одной правды нет, у каждой стороны — своя правда, а красные правы только в том, что победили и выжили. Он пишет о гражданской войне, как о единственной стихии, где еще можно дышать. Лавренев понимает, что победа красных выкинет его на чужой берег, где он задохнется. Вот «Полынь-трава» (1925), где красный курсант Роман и белый юнкер Всеволод, одинаково верующие в свое дело и в свою правду, убивают друг друга. «Кровь их смешалась на степной, древней полынной земле, и земля приняла любовно красные живоносные токи. И нет большей любви, как та, что всходит над нашей землей из почвы, впитавшей кровь, порожденную ненавистью. Полегли мужья, женихи по степным разлогам, ища себе чести, делу своему славы».
Лавренева считали «попутчиком». В конце 20-х он дважды пытался выйти из партии и добился-таки исключения. Дальше он писал об Арктике, сочинил заурядную пьесу «Разлом» об «Авроре» (в пьесе это «Заря»). Он получил две Сталинские премии, в 1946-м и 1950-м. За это в 1949 году ему пришлось написать слабую агитку «Голос Америки», антизападный пасквиль о холодной войне. Но Лавренев заступался за репрессированных друзей, и благодаря ему мы узнали из мрачного «Седьмого спутника» (1927), как берут и расстреливают заложников из «бывших», какими храбрыми и достойными людьми были многие белые офицеры.
„
”
Лавренев зашифровал для советской цензуры свою главную мысль: на гражданской войне одной правды нет, у каждой стороны — своя правда
”
Обычный советский вариант: плыть по течению, но бросать в воду бутылки с посланиями для потомков. Лавренев умер в 1959 году. Он успел понять, что потомки тоже поплывут по течению, мимо его бутылок.
Tweet