Юристы ЮКОСа Василий Алексанян и Светлана Бахмина из защитников превратились в обвиняемых. О заключенных вспомнил The New Times
В городской клинической больнице № 60 вот уже несколько месяцев с двух окон не снимают решетки. На пятом этаже гематологического отделения взад-вперед по коридору ходят все те же конвоиры Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН). То же недоверие к незнакомцам, тот же внимательный взгляд... С февраля они охраняют палату, в которой лежит Василий Алексанян. Посторонним вход в эту дверь запрещен, в палату к пациенту можно только адвокатам и родственникам. Защитник Елена Львова периодически навещает своего клиента. Как говорит адвокат, они обсуждают с Василием Алексаняном текущее состояние дел, но подробности раскрывать пока не берется. Ранее Европейский суд четырежды призывал российское правосудие переместить Василия Алексаняна в больницу. «Эти решения имели характер мер чисто обеспечительных, то есть не по существу, а чтобы он просто не умер до рассмотрения дела в суде», — говорит собеседник The New Times, близкий к Европейскому суду1 .
Василий Алексанян ждет, когда его дело рассмотрят в Страсбурге. Как стало известно The New Times, оно было выделено в суде как приоритетное. По некоторым прогнозам, уже до летних каникул, в июле, по нему может быть принято решение. Права пациента О ходе лечения тяжелобольного Василия Алексаняна — информация противоречивая. Врачам запретили общаться с журналистами, однако в частных и неофициальных беседах они заверяют, что все идет нормально, пациент получает все необходимое и не жалуется.
Член Общественной палаты Николай Сванидзе, который вместе с уполномоченным по правам человека в РФ Владимиром Лукиным навещал Алексаняна еще в феврале, говорит: «Насколько я понимаю, по медицинской части там все нормально. После того как мы туда сходили с Лукиным, никаких нареканий мы не слышали, с жалобами к нам никто на этот счет не обращался».
Однако один из осведомленных собеседников The New Times говорит, что ситуация на самом деле не слишком простая: «Василий Алексанян не получает лечение в том объеме, который ему необходим. Не могу раскрыть вам информацию, относящуюся к врачебной тайне, поскольку сам Алексанян к этому очень щепетильно относится, но могу сказать, что в Европейский суд он жалуется в том числе и на то, как с ним обращаются сейчас в больнице. Его права как пациента не соблюдаются. На фоне СПИДа у него развились другие болезни, которые тоже угрожают его жизни. Так вот эти его болезни не лечат. Он консультировался с независимыми врачами, которые говорят, что эти заболевания тоже надо срочно лечить, но этих врачей не включают в консилиум. Назначенные же государством доктора тянут и никаких решений вообще не принимают. Выходит, что то лечение, ради которого его поместили в больницу аж в феврале, до сих пор ему не предоставлено».
По информации источника, на данный момент Алексанян находится под присмотром судебных приставов, хотя сроки содержания его под стражей истекли.
Детская память
Еще одна фигурантка «дела ЮКОСа» Светлана Бахмина уже второй год отбывает свой срок в женской колонии в Мордовии в поселке Парца. Бывший заместитель начальника правового управления ЮКОСа была арестована 7 декабря 2004 года по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст. 160 (присвоение и растрата) и ст. 198 (уклонение и неуплата налогов) УК РФ. 19 апреля 2006 года Симоновский районный суд Москвы (тот же, который начинал рассматривать дело ее начальника в правовом управлении Василия Алексаняна) признал Бахмину виновной в хищении и содействии легализации имущества «Томскнефти» на сумму 8 млрд рублей, в уклонении от уплаты налогов с физического лица в особо крупном размере и приговорил к 7 годам лишения свободы. Позже, 24 августа того же года, Мосгорсуд сократил срок пребывания Бахминой за решеткой до 6,5 лет.
На свободе Светлану ждут муж и двое маленьких сыновей. Старшему Грише на момент вынесения приговора было 8, младшему Феде — только 4. Однако и Симоновский районный, и Московский городской суд, ссылаясь на тяжесть преступлений, отказали тогда Бахминой в отсрочке исполнения приговора (по закону можно было отсрочить до достижения младшим ребенком 14 лет).
Знакомые и близкие Светланы опасаются внимания со стороны прессы, говорят, что «боятся ухудшить положение». Не раскрывая подробностей, они рассказывают, что и им, и самой Светлане сейчас довольно тяжело: «Но самое большое переживание для Светланы — это то, что младший сын совсем перестал ее узнавать. Он просто не помнит свою мать, забывает ее».