Мода с улицы

Фагот, сладко ухмыляясь, объявил, что фирма совершенно бесплатно производит обмен старых дамских платьев и обуви на парижские модели и парижскую же обувь. То же самое он добавил относительно сумочек, духов и прочего. /…/ Девица хоть и с хрипотцой, но сладко запела, картавя, что-то малопонятное, но, судя по женским лицам в партере, очень соблазнительное:

— Герлэн, шанель номер пять, мицуко, нарсис нуар, вечерние платья, платья-коктейль.

Михаил Булгаков. 

«Мастер и Маргарита»

Самые причудливые экземпляры перестроечной андеграундной, сквотерской и клубной моды, запечатленные в фотографиях, показывают в центре современной культуры «Гараж» на выставке «Альтернативная мода до прихода глянца. 1985–1995». Придумывая юбки из красного знамени и болеро из ватников, дизайнеры скорее прощались с советским прошлым, нежели создавали моду в традиционном ее понимании. Так она и осталась в фантазиях горстки талантливых художников.

Подмена понятий

Одни покупают одежду в H&M, другие — у Marc Jacobs, но выглядят при этом так, что не отличишь. От кутюр больше не от кутюр: что Zara, что Gucci, что Чапурин покупают ткани на одних и тех же фабриках в Турции, а шьют в Китае или Таиланде. Но и ширпотреб давно уже не унылая одежка для масс. В наши дни, говорят все хором, нет никакой высокой моды — есть лишь маркетинг, который принуждает тех, кто побогаче, покупать вот эти дорогие вещи, а всех остальных — что попроще.

На фоне этого кризиса русская мода выглядит особенно уныло. И дело не в том, что современные русские дизайнеры какие-то особенно бездарные. Тут важно понимать исторический контекст.

Буржуазный пережиток

До революции русской моды тоже не было. Идеи везли из-за границы, а воплощали их модистки. Было всего три именных мастерских, которые более или менее придумывали что-то сами. Одной из них владела Надежда Ламанова, которая, как и многие другие представители богемы, встретила революцию с той особенной радостью, с которой художники смотрят на белый холст.

Первые годы группа художников вроде Ламановой, авангардистки Любови Поповой и конструктивиста Александра Родченко тешилась идеей, что вот прямо сейчас они вольются в новый прекрасный мир, где не будет места мещанскому потребительству, а будет лишь кристально чистое творчество. Им создали мастерские, их идеи встречали с восторгом, но, как и прочая романтическая революционная муть, все эти затеи так и остались в теории: граждане новой республики (вот странно!) оказались совсем не объектами для нового социалистического кроя, а обыкновенными людьми, которым зимой холодно, а летом жарко. К тому же в стране совсем не было денег, Поволжье голодало, а псевдонародную «прозодежду» из холстины и рушников невозможно было запустить в производство — его просто не существовало.

За модой прочно закрепилось определение «буржуазный пережиток» (а что еще можно было сказать людям, которые на лапти надевали кирзовые сапоги, чтобы не умереть от холода?!).

В отдаленном будущем, несмотря на то что откроют знаменитый Дом моды на Кузнецком и Ленинградский Дом моделей, эту самую моду в народ так и не пустят. Была лишь мода, которую показывали и даже «отшивали» партийным женам — все проходило на закрытых показах. А объедки от этих моделей запускали в производство, воплотив их в плохих тканях и невразумительных цветах.

Смешно — не страшно

В СССР не было ни идей, ни кутюрье, ни одежды в магазинах, но были дипломаты, их дети, фрондирующие художники, режиссеры, которых «выгуливали» за границей коммунистического абсурда. Благодаря этому те, кто жил за железным занавесом, тоже узнавали о последних направлениях моды. Стиль стал одним из видов протеста, частью антиидеологии. Именно поэтому, когда к власти пришел Михаил Горбачев, история русской моды замкнула круг. Богема опять увидела перед собой чистый лист. Только это был не «дивный новый холст». Под слоем грунтовки обозначались те самые послереволюционные завиральные идеи русских футуристов. Например, Елена Худякова, студентка архитектурного, просто взяла модели Ламановой и реанимировала их, слегка адаптировав под современность.

Перестроечная мода была фантазией на тему советских символов. Модель Екатерины Филипповой из коллекции конца 80-х годов

Опять на фоне развала и отсутствия денег и материалов пошла национальная волна. Без рушников, конечно, не обошлось, но в основном в ходу была советская эстетика, которую одни, вроде Вячеслава Зайцева, огламуривали, а другие, вроде Ирины Афониной или Ольги Солдатовой, высмеивали.

Сейчас все это выглядит забавно, но в конце 80-х — начале 90-х та странная мода была призывом не просто поиздеваться, но и поиронизировать над общим мрачным прошлым. Когда смешно, то вроде не так страшно. Все показы, конечно, были глубоко художественными акциями, сатирой, а не стандартными дефиле на неделях моды.

Но скоро опять выяснилось, что обычных людей, как и в прежние времена, акции не особенно интересуют. Им хочется дубленку зимой и сарафан летом. И нормальный костюм.

А художнику очень трудно угодить обывателю, если его, прикладного, в общем-то, мастера, от этого много лет отучали. Даже мастер перфоманса авангардист Гоша Острецов, который работал в Париже у известного модного провокатора Жана-Шарля де Кастельбажака**Самое известное его творение — платье из плюшевых мишек, которое появляется в фильме Роберта Олтмена Pret-a-Porter., или наиболее гламурная для того времени Катя Филиппова с ее излюбленными стразами, осколками зеркал и бархатом, так и не поняли, как поженить блистательные идеи с покупателями.

И ни один бизнесмен тех лет не выказал интереса к легкой промышленности, не подхватил идеи модельеров, не нанял команду подмастерий. Не до того было в десятилетие судорожной торговли цветными металлами и войны в Чечне.

Деловые качества проявила разве что Катя Мосина, которая вовремя отучилась у Вивьен Вествуд и смогла уверенно поставить на ноги свой забавный девичий бренд Mossina. Сейчас в здоровом практицизме можно упрекнуть разве что Сергея Пластинина, который затеял настоящую сеть молодежной одежды, назвав ее в честь дочери. В модный бизнес он вложил порядка $100 млн, и сейчас одежда, дизайн которой придумывает Кира, продается в сотне магазинов в России, Казахстане, Белоруссии, Украине и даже США. В общем, Пластинин — деловой человек, он уважает покупателя. А ведь это последнее, чему учат русских модельеров в их творческих институтах.

Конечно, то, чего хочет русский обыватель, мягко говоря, жутковато. Спрос, и правда, довольно обидный для художника. Но беда в том, что и преподаватели, закостеневшие со времен СССР, вбивают в головы учеников всяческие нелепости: вдохновляют экспериментировать в рамках проекта «что будут носить после ядерного апокалипсиса», вместо того чтобы учить азам изготовления практичной одежды. Получается, что русская мода вообще — чистый эксперимент. И в этом ее драма.

Если какой-нибудь английский студент идет после колледжа работать в известный модный дом или в популярный бренд, то российский юный модельер оказывается в пустыне, где его никто не хочет. У мелких дизайнеров нет денег. Крупных марок нет. Иностранных нанимателей не интересуют две сотни балбесов, перевирающих эксцентричные фантазии англичанина Гарета Пью.

В итоге вся эта масса растекается в лучшем случае по журналам стилистами, и лишь несколько человек учреждают крошечные ателье, где выпускают одежду, которую мало кто готов купить: она слишком дорогая для своего уровня. Без практических испытаний любое открытие превращается либо в пародию, либо в чудовище Франкенштейна.

Дизайнер с улицы

Это видно даже по русским блогам уличной моды (street fashion), где надо просто менять головы — наряды у всех одинаковые в отличие от европейских, скандинавских, японских и американских сайтов, где и происходит вся модная жизнь планеты. Современная уличная мода невероятно популярна, потому что у людей с проспектов и переулков есть идеи, а у кутюрье — нет. За пять лет более или менее заурядные снимки людей с улиц превратились в качественные фотографии генераторов стиля. Причем если дизайнеры грызут карандаши или посыпают головы кокаиновой пылью, то эти молодые люди не просто хорошо одеты. У них есть философия.

Люди одеваются определенным образом, потому что хотят сохранить природу. Для этого они одалживают вещи у друзей или покупают в благотворительных магазинах. Мужчины и женщины заимствуют друг у друга одежду, чтобы не поощрять консьюмеризм и чтобы «закопать» социальный ров между полами. Намеренно надевают нелепости, потому что не желают относиться к себе и нарядам слишком серьезно. Если как следует изучить комментарии модников на их страничках в сети, то выходит, что это все и не о моде вовсе, а об образе жизни, о системе этических координат.

Это все то, чего не хватает ни русским закройщикам, ни прославленным мировым звездам. Все они не могут расслабиться и понять, что же на самом деле творится в мире, который они разглядывают с высот своих талантов и амбиций.

Отправляясь в Париж 8 октября 1928 года, Владимир Маяковский получил от Лили Брик подробный список того, что необходимо купить за границей:

«В Берлине: вязаный костюм № 44 темно-синий (не через голову), к нему шерстяной шарф на шею и джемпер, носить с галстуком. Чулки очень тонкие /…/ Синий и красный люстрин. В Париже: 2 забавных шерстяных платья из очень мягкой материи. Одно очень элегантное, эксцентричное из креп-жоржета на чехле. Хорошо бы цветастое, пестрое. Лучше бы с длинным рукавом, но можно и голое. Для встречи Нового года. Чулки, бусы (если еще носят, то голубые). Перчатки. Очень модные мелочи. Носовые платки. Сумку (можно в Берлине дешевую, в K.D.W.). Духи: Rue de la Paix, Von Boudoir и что Эля скажет. Побольше и разных. 2 кор. пудры Arax. Карандаши Brun для глаз, карандаши Houbigant для глаз.»

По материалам книги «Ставка — жизнь» Бенгта Янгфельдта, изд-во «Колибри», Москва, 2009.

«Советская мешковатая мода» —

таким комментарием снабдила британская пресса фотографии с показа мод, устроенного в Париже зимой 1924 года музой Маяковского Лилей Брик и ее сестрой Эльзой Триоле (французской писательницей и в будущем женой Луи Арагона). «Из-за нехватки ткани в Советской России московская модельерша г-жа Ламанова сделала эти платье и шляпу из мешковины», — то ли сочувствовали, то ли язвили англичане.

Надежда Петровна Ламанова (1861–1941)

Потомственная дворянка открыла свою мастерскую в доме 10 по Тверскому бульвару в 1885 году. Вскоре получила звание «поставщик Ее Императорского двора». С 1901 года сотрудничала с МХТ по приглашению Станиславского. После революции разрабатывала модели простой одежды по идеям русского народного костюма, а затем по мотивам творчества народов Севера. Создала костюмы к фильмам «Цирк», «Александр Невский», «Аэлита» и др. Именно ее коллекция удостоилась в 1925 году Гран-при на Всемирной выставке в Париже. В 1928 году лишена избирательных прав «как кустарь, имеющий двух наемных мастериц».