Дераа, начало мая. Солдат сирийской армии на фоне тел убитых демонстрантов (снимок сделан скрытой камерой)
С особой жестокостью расправляется с оппозицией элитная республиканская гвардия, которой командует Махер Асад, младший брат сирийского президента. В «черном списке» Евросоюза, который ввел визовое эмбарго и заморозил активы 13 высших сирийских должностных лиц, Махер Асад значится первым номером.
Карцер один на всех
Сирия начинается в соседнем Ливане: на стройках, в ресторанах и такси. Сириец Карим работает на строительстве ресторанного комплекса в Бейруте. Родом он из деревни недалеко от Хомса, в Ливан приехал три года назад, дома оставил родителей и пятерых сестер. Получает за работу $10 в день, деньги эти практически в полном объеме отправляет семье. Раньше он ездил домой каждые три месяца, но теперь боится: вдруг перекроют границу. «Он хороший президент, Башар Асад?» — Карим в ответ улыбается, но ничего не отвечает.
Когда ливанцам говоришь о желании съездить в Дамаск, те крутят пальцем у виска. Рассказывают историю об одном египтянине, которого в начале мая продержали 10 дней в полицейском участке за то, что тот делал «несанкционированные» фотографии, а перед тем как выпустить, избили до полусмерти. «Не надо туда (в Сирию) ехать. Это не Египет. Людям Асада все равно, русский ты или сириец: карцер один на всех». Вашему автору повезло: сирийско-ливанскую границу удалось пересечь на машине с дипномерами. Правда, друзья все равно посоветовали «почистить» в мобильнике все эсэмэски и удалить из него Фейсбук.
Дело врачей
Очевидцы рассказывают: в портовом Баниясе — на севере и Дераа — на юге страны власти не дают хоронить убитых. Места уличных столкновений сразу же оцепляются силами безопасности, которые вывозят тела погибших демонстрантов в морги — из опасений новых волнений во время похорон. Больницы тоже оцеплены воинскими подразделениями, их задача — не допустить приема новых раненых. По слухам, более десятка врачей, из них два известных на всю страну хирурга, уже арестованы за оказание неотложной помощи оппозиционерам. Любая связь с мятежными районами отсутствует, иностранцев туда не пускают. Еще идет молва: в Дераа, Латакии, Хомсе арестовывают не только оппозиционеров, но и их соседей, друзей, просто прохожих, оказавшихся в ненужное время в неправильном месте. И только Дамаск, во всяком случае внешне, продолжает пребывать в странно безмятежном настроении: ни танков, ни солдат здесь не видно. Зато повсюду — президент Башар Асад.
I believe in Syria
Он смотрит на соотечественников проницательным взглядом доброго доктора (президент — врач по образованию. — The New Times) чуть ли не с каждой стены. «Башар аль-Асад — президент сирийцев», «I believe in Syria», — гласят плакаты. У сирийского лидера два фотографических образа: в сером костюме, белой рубашке и неброском галстуке или же в военной форме и темных очках, модных, но не вызывающих в отличие от Каддафи. Любой сириец может купить очки такой модели на рынке, что они и делают: порой кажется, что тебя повсюду окружают башары аль-асады.
Протестная волна пока не захлестнула сирийскую столицу. Огромный восточный город живет своей жизнью — с неразберихой машин, людей и магазинов. Хотя при более пристальном взгляде замечается некоторое уныние продавцов и особое остервенение, с которым те набрасываются на приезжего. Один из них признается: торговля в последнее время вялая, туристов почти нет. Но в ответ на вопрос о волнениях — снова та же улыбка и попытка перевести разговор на «лучшие сирийские кинжалы».
Банияс. Митинг с розами и гвоздиками в руках — в знак боли и скорби
Флешмоб по-сирийски
Блогер Рами Накхле — один из немногих смельчаков, кто не скрывает своих оппозиционных взглядов. «Дамаск благополучнее провинции, здесь людям есть что терять, — разъясняет он в разговоре с The New Times. — К тому же здесь больше мусульман-алавитов, к которым относится сирийская элита»* * К алавитам принадлежит всего 11% населения Сирии, включая клан Асадов. . Демонстрации иногда бывают, но они больше похожи на флешмобы: 20, 30, максимум 100 человек собираются в центре города, скандируют антиправительственные лозунги или просто молча держат над собой листы бумаги с написанными на них требованиями политических свобод, а потом быстро расходятся — еще до прибытия сил безопасности. Иногда им это не удается, и тогда их запихивают в автобусы и развозят по участкам. После нескольких суток побоев многих отпускают по домам: тюрьмы в стране уже переполнены», — рассказывает Накхле. По его словам, с конца марта сирийские спецслужбы арестовали почти 9 тыс. человек: «Приезжают ночью, выбивают двери, забирают всех, кто попадется под руку». Об арестах говорит и студент Дамасского университета Шани (имя по его просьбе изменено), с которым мы договорились о встрече еще по телефону из Бейрута. «Несколько моих однокурсников открыто выразили протест на лекции, в тот же вечер в общежитие ворвалась полиция, — рассказыет Шани. — Брали всех без разбору, компьютеры и мобильники конфисковали. С тех пор к нам каждый вечер приходят и кого-нибудь уводят». Примерно то же самое, по словам собеседника журнала, происходит сейчас и в Университете Алеппо.
«Сегодня в Дамаске все телефоны прослушиваются по кодовым словам, и полиция приедет к вам быстрее, чем вы успеете созвать людей на митинг, — разъясняет Шани. — Практически все массовые выступления случались либо после пятничной молитвы, либо во время похорон». Исключение — флешмобы в Дамаске и Алеппо, организованные пользователями Фейсбука и Твиттера.
Каждый третий — сексот
 |
«Секретная полиция — главная сила сирийского режима, — замечает в разговоре с The New Times обозреватель ливанской газеты «Ан-Нахар» Саркис Наум. — Сириец никогда не может быть уверенным в том, что его собеседник, пусть даже случайный, не состоит в рядах осведомителей». Науму вторит Рами Накхле: «По моим оценкам, со спецслужбами сотрудничает каждый третий. Ведь вовсе не обязательно носить погоны, можно просто писать доносы, тем более что они неплохо оплачиваются. К тому же сотрудничество с органами открывает разные перспективы: одному помогут с поступлением сына в университет, другому дадут разрешение на открытие торговой точки в оживленном месте». Офицеры спецслужб работают в школах, вузах, больницах, министерствах, армейских подразделениях: на бумаге должности у них не руководящие, но в реальности они могут отправить в тюрьму хоть главврача, хоть ректора.
«Названия у сирийских спецслужб разные, и вроде бы существует разделение труда, но это фикция: все занимаются всем, — говорит Рами. — Например, Воздушная безопасность может накрыть сеть проституток, а меня за ведение блога допрашивали в Департаменте вооруженных сил, который к интернету вообще никакого отношения не имеет» (см. схему).
Рами Накхле рассказывает, как одного его знакомого арестовали по подозрению в антиправительственной деятельности: «Никаких доказательств у них не было, парня неделю пытали, а потом офицер просто позвонил судье и сказал, что «пришлет тут одного, надо ему дать по полной за ослабление национальной безопасности». Понятно, что никакие адвокаты не помогли».
По мнению Саркиса Наума, секретная полиция держит в страхе и армию. «Именно по этой причине военные не переходят на сторону демонстрантов». В каждой части есть офицер, ответственный за политические настроения, и у него больше авторитета, чем у командира подразделения. «Известны случаи, когда солдаты отказывались стрелять по безоружной толпе, — подтверждает слова журналиста Рами Накхле, — за что тут же были показательно расстреляны перед строем. Их гибель повесили потом на демонстрантов, чтобы показать: волнения, мол, организованы мусульманскими экстремистами».
Молчание — знак несогласия
Светская оппозиция в Сирии пока не организована, мусульманская — официально запрещена, членство в «Братьях-мусульманах»* * Общеарабское религиозное движение исламистского толка, основанное египетским проповедником Хасаном аль-Банна в 1928 году. карается смертной казнью. Но несмотря на то что мусульманские экстремисты пытаются вскочить на «поезд протеста», у большинства манифестантов нет религиозных требований, подчеркивает Рами Накхле. Настроения в массах, по его мнению, делятся примерно следующим образом: 10% прочно связаны с режимом, 30% готовы на открытый протест и 60% недовольны ситуацией, но боятся говорить об этом. Молчаливое большинство. «Когда хотя бы часть из этих 60% поймет, что нужно показать власти: народ дошел до крайней черты — дни режима будут сочтены», — говорит Рами.
Режим пока прочно стоит на ногах, замечает, в свою очередь, Саркис Наум. И поясняет: кроме армии и секретной полиции власть клана Асадов опирается и на поддержку алавитской общины. Асады понимают, что представляют религиозное меньшинство и что в случае силового свержения режима есть реальная опасность религиозного геноцида. Однако спокойствия в Сирии, по словам собеседника журнала, не будет уже никогда: «Перед глазами сирийцев — примеры Египта и Туниса, и волнения теперь будут происходить постоянно». Вопрос лишь в том, когда они окончательно подточат режим.
Алавиты маргинальная шиитская секта, вероучение которой включает в себя элементы зороастризма, манихейства, восточных астральных культов и православия. В основе их веры — культ личности первого халифа Али (двоюродный брат и зять пророка Мохаммеда), которого они признают воплощением Бога. Алавиты верят в семикратную инкарнацию души, соблюдают христианские праздники, поклоняются Солнцу, Луне, утренней и вечерней заре. Сегодня в мире насчитывается более 4 млн алавитов.
Tweet