11 членов запрещенной судом национал-большевистской партии отбывают различные сроки в тюрьмах и лагерях.136 — уже свое отбыли. И тем не менее раз за разом нацболы выходят на дерзкие антиправительственные акции, понимая, что за этим последуют аресты, суды и, скорее всего, лишение свободы. Что движет этими молодыми людьми? Что заставляет их рисковать — расспрашивал The New Times
Они видят несправедливость. С детства. Они редко бывают из неблагополучных семей, но в томто и несоответствие, что их семьи, которые по статусу должны были быть средним классом, живут близко к черте бедности. Юрий Червинчук1 говорит: «Начиная с дедушек-бабушек в моей семье у всех высшее образование. Отец физик-атомщик, мать хореограф. Но...»
Почему становятся нацболами
В их воспитании есть две свойственные советским людям особенности: они различают национальности людей и приучены безусловно уважать стариков, особенно ветеранов войны. Их бытовая ксенофобия осталась бы на уровне безобидных анекдотов, если бы распад Советского Союза не породил массовой миграции. Александр Иванов2 говорит: «Приходишь на рынок — ни одного русского, это национальная несправедливость».
Бедность не вызывала бы у них такого протеста, если бы не святость памяти о войне. Александр Иванов говорит: «Идешь по улице, видишь ветерана, который просит милостыню. Это — социальная несправедливость». Они не готовы признать экономические кризисы форс-мажорным обстоятельством. «После дефолта, — говорит Александр Иванов, — я видел, как многие знакомые моих родителей продавали машины. Почему? Это несправедливо». И еще они много читают. Алексей Макаров3 говорит: «Осознание того, что государство устроено несправедливо, приходит постепенно. Я довольно много читал об этом». И они верят тому, что написано в книгах. Как Сергей Аксенов4: «Я считаю, — говорит он, — что есть неотъемлемое право каждого гражданина влиять на судьбу своей страны просто потому, что мы тут живем. Власть отказывает мне в реализации моего естественного права. Если бы власть не действовала так жестко, наша борьба потеряла бы определенную прелесть. Если они действуют так жестко, невольно приходит в голову мысль, что мы в чем-то правы».
Как становятся нацболами
Как правило, молодого человека заставляют примкнуть к нацболам слова и музыка. «Я случайно встретил в переходе человека, который распространял газету «Лимонка», — говорит Сергей Аксенов. «Я пришел, когда Лимонова посадили, — вторит Юрий Червинчук. — Еще очень многие приходят благодаря покойному музыканту Егору Летову. Все знают, что он был нацболом. В своем родном городе Калуге я стал создавать региональное отделение партии, она тогда не была еще запрещена. Это интересно. Люди моего возраста тогда не интересовались политикой, и нужно было находить слова, чтобы заинтересовать их. Многих привлекает яркая эстетика: героизм, символика. Вдохновляет пример людей, которые готовы жертвовать собой, чтобы жизнь в стране стала более справедливой». Елена Боровская признается, что настоящий интерес к нацболам начался у нее после прочтения книг Эдуарда Лимонова.
Лидер
Они относятся к Эдуарду Лимонову с безусловным уважением, но уверены, что могут существовать и без него. Лимонов важен на начальном этапе как для партии, так и для каждого из ее членов. Без Лимонова партия не могла быть создана, и многие из пришедших полюбопытствовать, что это за нацболы такие, не вступили бы в партию, если бы не встретили Лимонова. «Я думал, что лидер партии — это мужик в пиджаке, — говорит Александр Иванов. — А в первый раз, когда я встретил Лимонова на демонстрации, на нем была кожаная куртка с дыркой на спине. И это произвело на меня впечатление». «Для людей, которые приходят сейчас, — продолжает Сергей Аксенов, — поступки нацболов, может быть, важнее, чем личность Лимонова. Партия без него бы не состоялась. Но она существовала, когда Лимонов сидел в тюрьме».
Цель нацболов
Кирилл Ананьев5 говорит: «Человек сам решает для себя, делает он что-то или не делает. Если человек не может повесить баннер, он распространяет газету. Многие люди набираются отваги постепенно. Люди приходят, чтобы изменить себя, переступить через свои страхи. Может же быть такое, что человек не хочет быть клерком, работает промышленным альпинистом. Человек ведет если не героическую, то интересную и опасную жизнь. Это то, что ты приобретаешь. А теряешь ты свободу и здоровье». Юрий Червинчук продолжает: «Одна из целей нашей революции — социальная мобильность. Чтобы молодому человеку не мешали проявлять свои таланты. Революция — это социальный лифт». Теперь, когда партия запрещена, нацболы отрицают существование каких бы то ни было партийных структур и партийных мероприятий. «Мы живем как обычные люди, — говорит Сергей Аксенов, — и проявляем себя как граждане. Принадлежность к экстремистской организации — до четырех лет лишения свободы. Мы вынуждены отрицать ее существование». Однако же слова «пленум», «семинар», «конференция» вызывают у нацболов такой искренний смех, что понятно: бюрократической партийной жизни они не ведали, даже когда партия не была под запретом. Похоже, они относятся к своей нацбольской жизни как к «пути самурая», совершенствованию себя и мира вокруг посредством игры с опасностью и даже со смертью.
Путь нацбола
Они не боятся репрессий, тюрем и даже, возможно, смерти — подобно тому, как предлагается не бояться смерти в самурайских кодексах. Они представляют себе себя уже попавшими в тюрьму. Их референтная группа, старшие товарищи — в тюрьмах или прошли тюрьмы. Они упорно говорят, что в тюрьме не страшно. «В тюрьме ничего не шокирует и не приводит в ужас, — уверяет Алексей Макаров. — Когда ты борешься с государством, надо понимать, что государство может тебя посадить в тюрьму. Ну и ничего, два года пролетят, как два месяца. Я на прогулке занимался спортом каждый день, книги читал. В тюрьме не били, били только сотрудники милиции, когда задерживали. В тюрьме можно жить. Ни за что зэк зэка не может ударить». «Единственное, чего нацболу не хватает в тюрьме, — продолжает Сергей Аксенов, — это дела». Но Елена Боровская6 тут же находит и дело для заключенного. «Тюрьма, — говорит Елена, — это хождение в народ. Стоит сходить в тюрьму, чтобы понять, как устроена пенитенциарная система и страна в целом. Даже если человек в чем-то виноват, суд и следствие этого не доказывают. Там просто работает конвейер. И люди, как правило, не борются за себя, потому что боятся, как бы не стало хуже». Аксенов подхватывает: «Нацболов, прошедших через тюрьмы, уже так много, что они собрались и сделали Союз заключенных. Кому как не бывшим политзэкам взять на себя правозащитную работу. Мы благодарны правозащитникам, но должен звучать и голос самих заключенных». К гедонистическим радостям среди нацболов принято относиться с легким презрением. «Борьба за справедливость, — говорит Кирилл Ананьев, — это достаточная награда за потерю возможности пить пиво два года. Людям ничего не мешает посвящать свою жизнь питью пива и поеданию шашлыка, но некоторым нужно что-то большее. К тому же попробуйте шашлык после двух лет тюремного заключения. Вы не представляете, как это вкусно».
Счастье нацболов
У них есть основания думать, что они живут лучше, человечнее и достойнее, чем это принято вокруг. «Если люди приезжают ночью, — говорит Кирилл Ананьев, — открываешь дверь и говоришь: «Пацаны, звонить надо было. Ну ладно, заходите». А если у тебя реальные проблемы, то можно приехать к товарищу и без всякого звонка и быть уверенным, что получишь помощь». «Нацболы, — продолжает Сергей Аксенов, — своими действиями показывают пример сопротивления. Примеры подхватывают просто граждане, решающие свои маленькие проблемы. Не было бы такого примера, давно бы гайки закрутили намертво». «Фактически, — вторит Юрий Червинчук, — мы развиваем политическую культуру страны. У наших союзников по «Другой России» очень много генералов, но мало солдат. И мы приучаем наших союзников к мысли, что самопожертвование сильнее амбиций». А Кирилл Ананьев говорит: «У нас люди сидели в тюрьмах, и кто-то погиб за это. У нас этого не отнять. Мы не просим возможности участвовать в политической жизни. Мы требуем этого жесткими ненасильственными методами. Мы причиняем добро».
Сила нацболов
Сергей Аксенов говорит: «Мы пять раз подавали документы на регистрацию партии. Последний и единственно честный аргумент представителя Минюста на суде был: «Ваша честь, их пять тысяч, они все молодые, и мы не знаем, чего от них ждать». Мы стремимся к легальности. Наши акции — это только способ привлечь внимание к нашим взглядам». Кирилл Ананьев поясняет: «Мы пишем текст. Нам нужно этот текст опубликовать. Для этого надо устроить акцию, выставить какого-нибудь чиновника за дверь. Тогда журналисты спросят, зачем, ребята, вы все это делаете. И опубликуют наш текст. Если ситуация изменится так, что мы сможем прийти на Первый канал и донести наши мысли до людей, необходимость устраивать акции отпадет. А если нам предложат легализоваться в том смысле, что мы будем ездить на хороших тачках, жить в хороших квартирах и молчать, то нам этого не нужно». Сергей Аксенов подхватывает: «Один-единственный раз к нам приходил человек из администрации президента и предлагал за деньги устраивать акции против Лужкова. Большие деньги предлагал. Мы послали его на хер. Они поняли, что мы марсиане, и больше не приходили. В Лефортово в библиотеке я взял книгу Натана Щаранского «Не убоюсь зла». Книгу он сам привез в библиотеку Лефортовской тюрьмы. Там он, анализируя самого себя за девять лет заключения, вспоминал восточную пословицу: «Когда скачешь верхом на тигре, страшнее всего остановиться».
_______________
1Участвовал во всех крупных акциях, организовывал «Марш несогласных» в Самаре, в 2007 году осужден на год условно.
2Лидер смоленских нацболов, участник акций у Минфина и в поддержку профсоюза «Сургутнефтегаза», неоднократно подвергался административному аресту.
3Участвовал во всех крупных акциях, проходил по «таганскому делу», отсидел 2 года. Вышел на свободу в ноябре 2003 года.
4Вместе с Эдуардом Лимоновым проходил по делу «Проект «Вторая Россия», отсидел 2,5 года. Вышел на свободу 10 июля 2008 года.
5Участник всех крупных акций, в 2007 году осужден условно в связи с протестами против переноса «Бронзового солдата» в Таллине.
6Журналист газеты «Лимонка», отсидела 2 года. Вышла на свободу 10 июля 2008 года.