Поэты способны на многое. 125 лет назад 15 апреля родился великий поэт Николай Гумилев, а почти 90 лет назад, в августе 1921-го, его расстреляли как заговорщика (что было ложью, сфабрикованной ЧК) и антисоветчика, вольнодумца, несогласного — что было верно и несовместимо с жизнью в советской стране. Со здравым смыслом у Гумилева было плохо: забракованный армией из-за зрения, он все-таки добился призыва в 1914 году и заработал два Георгия; стал географом и путешествовал по дикой Африке; долго добивался руки Анны Ахматовой, а когда получил желаемое, два великих поэта не смогли долго жить вместе.
Он был из тех, «чья не пылью затерянных хартий, солью моря пропитана грудь, кто иглой на разорванной карте отмечает свой дерзостный путь… Или, бунт на борту обнаружив, из-за пояса рвет пистолет, так, что сыпется золото с кружев, с розоватых брабантских манжет».
Гумилев не был пацифистом и искал свою ветряную мельницу, чтобы броситься на нее с копьем наперевес. Из всех русских поэтов он один приветствовал 1914 год: «Как могли мы прежде жить в покое и не ждать ни радостей, ни бед, не мечтать об огнезаром бое, о рокочущей трубе побед. Как могли мы… но еще не поздно, солнце духа наклонилось к нам, солнце духа благостно и грозно разлилось по нашим небесам». Союзники хотели, чтобы он провел в Абиссинию английские полки, как знакомый местных вождей и знаток караванных путей, и его занесло в Англию. Он мог бы там и остаться, жить, как Набоков, странствовать, писать.
Но кровавая проза Октября сразу встала ему поперек горла. Всю жизнь он возил с собой томик Андерсена. Любимой сказкой была «Тень». А от Тени одна защита. Надо ей публично сказать: «Тень, знай свое место». Встать поперек пути. За этим Гумилев и вернулся именно в Петербург. Ни на Дон, ни в Крым. Это была первая кампания гражданского неповиновения в России. Гумилев открыто объявляет себя монархистом (которым он не был), ибо царя неправедно казнили вместе с семьей; крестится на все церкви, хотя никогда в них не ходил (раз религию поносят); говорит направо и налево, что хотел бы примкнуть к Кронштадтскому восстанию (уже подавленному).
„
”
Гумилев не был пацифистом и искал свою ветряную мельницу, чтобы броситься на нее с копьем наперевес
”
Участники чаепитий вприкуску в доме сенатора Таганцева ни в каком заговоре не состояли, а просто ругали большевиков. Гумилев пытался подвигнуть их писать и печатать листовки, собирал деньги на машинки; среди 61 приговоренного к расстрелу участника чаепитий он один пытался бороться. А большевики хотели запугать «бывших» и интеллигенцию. Ведь расстреляли даже 16 женщин (включая 26-летнюю жену Таганцева), просто разливавших чай! Горький, Андреева, Луначарский и собратья-поэты хлопотали за Гумилева, надеясь на какой-нибудь «философский пароход». Итог был такой: помилуем, выпустим, пусть даст слово не выступать против советской власти. Он не принял этой подачки. Рыцарь Прощального образа России… В нем сплелись и князь Святослав, сообщавший врагам: «Иду на вы!», и князья Тверские Михаил и Александр, поехавшие на верную гибель в Орду, чтобы спасти свой город, и митрополит Филипп, убитый за публичное обличение Ивана Грозного.
Разгадка решимости поэта умереть — в его «Гондле». Главный герой убивает себя, чтобы доказать превосходство христианства. «Я вином благодати опьянился и к смерти готов, я монета, которой Создатель покупает спасенье волков». Гумилев умер так красиво, доказав превосходство поэзии, что чекисты долго говорили об этом со страхом и почтением. Его оценили по заслугам. Абсолютно неполитические стихи Гумилева изымали на обысках вплоть до 1987 года. Потому что Тень поняла, где ее место.
Tweet