Ядерный инкубатор

«Мы будем делать атомные бомбы, даже если нам придется питаться травой», — сказал в далеком 1972 году тогдашний пакистанский лидер Зульфикар Али Бхутто. Ни ему, ни его преемникам питаться травой не пришлось — денег на ядерную гонку хватило: сегодня у Пакистана в два раза больше боезарядов, чем еще четыре года назад. Страна, по некоторым оценкам, уже стала пятой ядерной державой мира, оставив позади Великобританию**Согласно неофициальным данным, у Исламабада сегодня 235 ядерных боеголовок, у Лондона — 225.. Но у 172-миллионного Пакистана нет главного, на чем зиждется безопасность любой уверенной в себе страны, — социального мира: примерно 40% населения живет в нищете — такой же, против которой восстали арабы на пространстве от Марокко до Ирака.

Двое мужчин средних лет идут по улице в центре восьмимиллионного Лахора и вслух рассуждают о том, кто «больше крадет у народа — нечестивец Гиллани или пройдоха Зардари»**Асиф Али Зардари — нынешний президент Пакистана, федеративной парламентской республики с большими полномочиями президента.

*Генерал Первез Мушарраф — экс-президент Пакистана, которого пакистанская Фемида обвиняет в причастности к убийству экс-премьера Беназир Бхутто.

*«Аман Лашкар» — проправительственное ополчение, сформированное для противодействия талибам на северо-западе Пакистана.. «Зардари ничем не лучше Мушаррафа* — судить их надо сразу всех вместе!» — «Не получится их судить, они «Аман Лашкар»* опять напустят на талибов, чтобы все мы боялись».

Пакистанцы и раньше не особо жаловали тех, кто сидит в высоких кабинетах. Но в стране с самыми изворотливыми в Южной Азии спецслужбами, создавшими самую разветвленную в регионе (а может, и в мире) агентурную сеть, такого рода откровения вслух прежде считались как минимум неосторожными. Сейчас все изменилось. «А чего вы удивляетесь? — недоумевает в разговоре с корреспондентом The New Times политолог Ахмад Калем. — Даже в околоправительственных коридорах уже говорят: каждая седьмая рупия украдена из бюджета на приобретение чиновниками недвижимости в Англии. Сейчас в Кушабе строят уже пятый по счету атомный реактор — заметают следы воровства с помощью образа «сильного Пакистана».

В отличие от Египта, Туниса и Ливии, в Пакистане существует выборный цикл, и правительство Гиллани абсолютно легитимное. «Ну и что с того? Его поддерживает лишь 17% населения, ни в одной пакистанской провинции нет пользующихся доверием структур власти», — не унимается Калем. Очки на этом зарабатывает только одна политическая сила — талибы, считает собеседник The New Times.

В конце прошлого года самосожжение безработного дипломированного специалиста Мухаммада Буазиди взорвало Тунис и привело в итоге к изгнанию президента Бен Али. По данным Ахмада Калема, в прошлом году в одном только Лахоре зафиксировано 11 случаев самоубийств среди образованных людей на почве безработицы: планов создания новых рабочих мест у властей не существует. «Представьте себе фитиль, соединяющийся с ядерным реактором, — это и есть Пакистан, — резюмирует Ахмад Калем. — Мы стоим на пороге социального взрыва — вот власти и усиливают охрану самого ценного, что у нас есть».

Может ли случиться так, что в результате социального взрыва пакистанское ядерное оружие окажется в руках радикальных исламистов, — вот главный вопрос. Когда его задаешь экспертам или чиновникам в Пакистане, их лица начинают изображать некую смесь удивления и обиды. Один из функционеров пакистанского министерства энергетики и водных ресурсов, согласившийся на разговор с The New Times на условиях анонимности, подчеркивает: «В позапрошлом году эксперты «Чатем-хауса»**Так называют Британский королевский институт международных отношений. поставили нашей системе ядерной безопасности оценку 5 по шестибалльной шкале. С тех пор безопасности на наших объектах не убавилось». По словам чиновника, профессионализм специалистов управления стратегического планирования Пакистана (Strategic Plans Division, SPD), отвечающего за сохранность ядерного арсенала страны, высоко оценивается и за океаном: «Нас много раз ставил в пример сенатор Джо Либерман». С помощью американских специалистов SPD установила на ядерных объектах в Пакистане четыре эшелона защиты, включая электронные замки, системы контроля ядерных боезарядов (Permissive Action Link), а также программу обеспечения лояльности персонала.

Впрочем, все эти контрольные процедуры и технические устройства хороши ровно настолько, насколько надежны люди, которые ими управляют. Между тем именно человеческий фактор вызывает наибольшую озабоченность. В начале этого года собственным охранником, прошедшим все возможные собеседования, включая проверку на детекторе лжи, был расстрелян губернатор провинции Пенджаб Салман Тасир — и никто и ничто не смогло предотвратить убийства, совершенного, как признался убийца Мумтаз Хусейн Тахри, из религиозных побуждений**Тасир призывал помиловать христианку Асию Биби, приговоренную в прошлом году к смертной казни по обвинению в надругательстве над пророком Мухаммедом.. Более того, самые известные и авторитетные в Пакистане богословы поддержали поступок Тахри. «Помножьте это убийство на резкий рост антиамериканских настроений в стране плюс многочисленные случаи внутренних разборок в армии и спецслужбах — и окажется, что степень вероятности диверсий на ядерных объектах в кризисной ситуации весьма высока», — убеждает вашего автора Ахмад Калем.

Пакистан — единственная в мире мусульманская ядерная страна — попал в порочный круг. Он вполне мог бы стать не инкубатором антизападного терроризма, а экономически растущей нацией наподобие соседней Индии. Именно об этом мечтал Али Джинна**Мухаммад Али Джинна (1876–1948) — первый генерал-губернатор Пакистана, почитаемый как отец-основатель национальной государственности.. Вместо этого страна стала источником разного рода угроз. «Восемь лет (1999–2008) правления Первеза Мушаррафа, а затем еще два года — Зардари окончательно загнали Пакистан в социально-политический тупик», — считает другой пакистанский политолог Али Саид. Но в этом, оговаривается он, виноваты не только сами пакистанцы. «Внешний мир ничем не помог Пакистану. Многие годы правительства стран Запада поддерживали военную диктатуру Мушаррафа — надеялись, что генерал с помощью репрессий одолеет терроризм. На самом деле репрессии исламский фундаментализм только укрепили». Тем не менее карту под названием «Первез Мушарраф» пытаются разыграть снова.

7 марта Федеральное агентство расследований Пакистана потребовало от Великобритании экстрадировать на родину Мушаррафа, отсиживающегося сейчас на берегах Темзы в своей роскошной четырехкомнатной квартире: ордер на его арест выдан антитеррористическим судом города Равалпинди, где три года назад вследствие теракта погибла экс-премьер Беназир Бхутто. Пакистанское МВД утверждает, что ранее направило Мушаррафу в рамках дела об убийстве Бхутто «16 вопросов, на которые он не соизволил ответить». 12 февраля этого года суд Равалпинди, где проходит процесс, постановил арестовать бывшего диктатора. С тех пор действие ордера продлевается уже в третий раз, однако явка до сих пор не обеспечена. Сам Мушарраф заявляет, что его абсолютно не волнует ордер на арест. Широкоплечий бывший спецназовец, он был ключевой фигурой в вашингтонской антитеррористической стратегии после терактов 11 сентября и, похоже, не намерен добровольно менять лондонскую квартиру на тюремную камеру в Пакистане: Мушарраф обещает отбивать все попытки его экстрадировать. Однако, судя по решительности Исламабада, этой браваде скоро может прийти конец.

«Пакистанское руководство не случайно затеяло преследование Мушаррафа на волне арабских революций, — делится мнением с The Nеw Times на условиях анонимности один из бывших помощников генерала. — Наши власти рассчитывают, что если удастся заполучить и осудить бывшего президента, это поможет разрядить обстановку в стране и восстановить доверие народа к властям».

Однако эти усилия вряд ли принесут результат. Многие пакистанцы уже разгадали в них очередной обман с целью создать у народа иллюзию того, что в Пакистане, как и во всем мусульманском мире, уже идут бурные демократические перемены. «Теракт против Бхутто, которая на тот момент была на пике своей популярности, — напоминает Ахмад Калем, — подорвал доверие к армии. Сейчас же пакистанцы уже не верят ни президенту, ни правительству — никому».