У экономистов есть популярная теория «ресурсного проклятия»: богатые природными дарами страны медленно развиваются, эксплуатируя дармовой ресурс, и не склонны к демократии. Оптимисты говорят: в самом по себе природном богатстве ничего дурного нет. Вопрос в том, как им распорядиться. Норвегии это удалось блестяще.
Баланс в норме
И крупные, и мелкие европейские страны не знают, как остановить резкое падение своих экономик, оживить спрос и одновременно избежать чрезмерного дефицита бюджета. У Норвегии проблема другая: не растерять накопления. С Европой общего мало, но очень напоминает Кувейт, Оман, Катар. Впрочем, ближневосточным экспортерам нефти еще предстоит создавать инфраструктуру, организовывать финансовые центры, а в Норвегии все это работает, и неплохо.
Потери в норвежской экономике, конечно, будут. Но настолько мизерные, что европейским соседям остается только локти кусать. Страны Старого Света в этом году потеряют, по последней оценке МВФ, 4,2% ВВП. Масштаб потерь варьируется от 3–6% в крупнейших государствах Европы до 10–12% в прибалтийских странах. Норвегия, в последние годы устойчиво прибавлявшая 2–3%, на сей раз все-таки покажет минус, прогнозирует МВФ. Банк Норвегии оценивает падение экономики, за вычетом нефтедобычи и транспортировки, в 1%. Но норвежцев это не слишком тревожит — столь незначительное отступление никак не ухудшит их уровень жизни, считающийся одним из самых высоких в Европе.
Конечно, местные банки, как и их собратья по всему миру, в неважном состоянии. Но норвежский минфин без особого напряжения для бюджета одалживает им деньги и скупает активы, тратя на это даже больше, чем, к примеру, британское правительство (15,8% ВВП против 13,8% в Великобритании). Государство может себе позволить эти траты. На поддержку экономики из бюджета будет потрачено 2,3% ВВП — чуть больше среднего в Европе.
Сильнее всего отличают Норвегию от остальной Европы два баланса — бюджетный и текущий. Оба в прекрасном состоянии, а в остальной Европе — в катастрофическом (см.таблицу). При этом провал доходов, вызванный удешевлением энергоресурсов, коснулся Норвегии куда меньше, чем стран Ближнего Востока.
Норвегия похожа на ближневосточные страны не только богатством. Это очень небольшая страна. ВВП в размере $256 млрд распределяется всего между 4,6 млн жителей (подушевой ВВП — около $54 тыс., почти впятеро выше российского). Доходы от экспорта нефти обеспечили в прошлом году более четверти ВВП.
Как сберечь накопленное
Падение нефтяных доходов не особенно беспокоит Норвегию, поскольку за предыдущие годы страна создала мощные накопления. Сырьевые доходы в Норвегии аккумулируются в суверенном фонде, который сейчас превышает $300 млрд (примерно на 20% выше годового ВВП). Тратить нефтедоллары на текущие нужды правительство по закону не может. Суверенный фонд оказался отличным средством уберечь деньги от бессмысленной растраты. Обычно странам с сырьевой ориентацией экономики не удается проводить антициклическую политику: когда экспортный товар стоит дорого, бюджет процветает, а когда дешево, экономика оказывается в яме, причем без господдержки. Норвегия же эту науку постигла: не в последнюю очередь за счет «подушки безопасности», собранной в суверенном фонде, здесь снизили налоги и создали благоприятную среду для развития бизнеса.
Между тем бережливости не хватает не только развивающимся странам. Британия потратила почти все средства, заработанные на добыче нефти в Северном море. В результате за 2003–2008 годы в Британии госрасходы выросли с 42% до 47% ВВП, а в Норвегии, наоборот, упали с 48% до 40%.
Несколько месяцев назад, когда инвесторы всего мира панически распродавали дешевеющие акции, норвежский фонд, наоборот, прикупил в свой портфель бумаг на $60 млрд (23% ВВП). «Время было выбрано удачно», — сказала New York Times автор этого решения, министр финансов Кристин Хальворсен (весной акции по всему миру дорожали).
Стратегия неизменна
Норвежских государственных инвесторов не остановило и то, что в 2008 году фонд потерял 23% накоплений ($90,5 млрд). Удивляться этому не приходится: весь рынок шел вниз. Прошлогоднее падение «съело» весь инвестиционный доход, полученный фондом. «Финансовый кризис нанес тяжелый удар по нашим инвестициям», — признал управляющий Банка Норвегии Свейн Гьердрем, и после ряда хороших лет «мы вернулись ровно туда, откуда стартовали». Ошибочным он признал принятое в 2007 году решение увеличить с 40% до 60% долю акций в инвестиционном портфеле фонда (к счастью, оно было выполнено лишь наполовину, иначе потери были бы еще больше).
Острые кризисы, даже будучи редкими событиями, делают накопления бессмысленными: бережливые не увеличивают свое богатство в сравнении с тем, кто тратит заработанное немедленно. Богатство будущих жителей Норвегии оказалось вложено в «мусорные» ипотечные облигации, $500 млн было потеряно на крахе Lehman Brothers. Несколько лет назад норвежцы проиграли на падении акций опального ЮКОСа, а сейчас их средства были вложены в подешевевшую недвижимость в России, Индии, Китае и Египте.
Но неизбежные в кризис потери — даже в таком размере — не повод менять стратегию, решили норвежцы. Они считают, что потратить эти деньги сейчас — значит «украсть» их у будущих поколений, на долю которых нефти уже не достанется. Именно поэтому с 1996 года в стране не было серьезных разговоров о смене стратегии использования фонда.
Предлагая в 2001 году создать в России фонд будущих поколений, тогдашний советник президента Андрей Илларионов ориентировался именно на норвежский опыт. Но концепция была довольно быстро размыта: в российский фонд поступают далеко не все нефтегазовые доходы, а правительство значительно более свободно в их трате. Российский министр финансов Алексей Кудрин предсказывает, что уже в 2010 году Резервный фонд будет полностью потрачен на финансирование дефицита бюджета и обнулится. Норвежскому суверенному фонду это не грозит: его инвестиционная часть может оказаться потерянной, но основные накопления просто не могут быть проедены сегодня — они должны служить будущим поколениям.
Увы, современные финансовые рынки не дают возможности устойчиво и без рисков наращивать накопления с опережением инфляции. Но даже вернуться в 1996 год, как норвежцы, все же лучше, чем быстренько потратить все скопленные деньги, как собирается это сделать российское правительство, а 12 лет спустя и не вспомнить, на что они ушли.