В былые времена февраль 2007 года вошел бы в историю. В советских учебниках написали бы, что выступление Сергея Иванова в Севилье, на встрече министров обороны НАТО, а затем речь президента Владимира Путина в Мюнхене на Европейской конференции по безопасности стали поворотным моментом в мировой истории и ознаменовали собой новый виток холодной войны.
Привели бы цитату из выступления директора ЦРУ Роберта Гейтса перед комитетом по вооружению конгресса США: «Мы не знаем, как будут развиваться события в таких странах, как Россия и Китай, как Северная Корея и Иран, равно как и в других местах», придали бы ему статус речи Черчилля в Фултоне, а доклад Путина, соответственно, сравнили бы со сталинским ответом империалистам образца 1946 года. Собственно, ровно такие аллюзии и отрабатывали в кремлевской прессе рыцари большого и малого пиара.
Кое-что, однако, смущает. Смущает, что Сергей Иванов выступал в Севилье, уже зная, что дни его на посту министра обороны сочтены. То есть предоставил отрабатывать (расхлебывать?) свое благородное негодование по поводу «виртуальной (как он выразился) берлинской стены», создаваемой 10 (десятью) ракетами-перехватчиками и 1 (одной) радарной станцией, размещаемыми в Польше и Чехии, и последующее поигрывание мускулами специалисту по мебельной торговле да изумленным новым начальником значительно больше, чем Гейтсом, Бушем и американской системой ПРО вместе взятыми, генералам из Минобороны и Генштаба. Смущает, что в своих эмоциональных выплесках оба высоких государственных чиновника пользовались, мягко скажем, плохо проверенной технической информацией (читайте на стр. 13) и продемонстрировали весьма смутное представление о сегодняшней расстановке сил в геополитике и ее реальных (супротив виртуальных) угрозах. Смущает, что западные политики и колумнисты, которые, казалось бы, должны были испугаться «проснувшегося русского медведя», напротив, вовсе даже не испугались, но скорее выражали сожаление и разочарование тем, что президент большой страны выглядел обиженным подростком, не сумевшим «удержать лицо» перед взрослыми дядями, которые лишь поднимали брови: «О чем это он?» (читайте на стр. 12). Если речь Сталина перед избирателями (sic!) Сталинского избирательного округа г. Москвы в 1946 году действительно была речью, адресованной всему Западному полушарию, и ознаменовала начало холодной войны, продлившейся 45 лет, то речь в Мюнхене оказалась лишь пародией на нее — по эффекту в том числе — и была более всего обращена во внутреннее пользование певцам проигранной афганской войны, комплексующим интернет-марателям да спецпропагандистам, отрабатывающим бюджеты. Казалось бы, все похоже на советское прошлое, но в сухом остатке — дешевая копия, на скорую руку слепленная с оригинала.
