Белая дверь с золотыми пластинами приотворилась, из нее выскользнул секретарь шведского Нобелевского комитета и на нескольких языках назвал имя нового лауреата. Обладателем Нобелевской премии по литературе за 2008 год стал 68-летний француз Жан-Мари Гюстав Леклезио
Канал «Вести», транслируя репортаж с места события, назвал писателя: «Клецо». Оно и понятно, сами мы книжек не читаем, а Нобелевский комитет, не идя нам навстречу, извлекает своих победителей из запасников незнамо какого ряда.
Леклезио так Леклезио
Именно так звучало большинство отзывов тех, кого это присуждение вообще волновало. Официальная формула успеха «автора новых направлений, поэтических приключений и чувственного экстаза, исследователя сути человека за пределами господствующей цивилизации и внутри нее» говорила уму и сердцу столь же мало, как и российское смирение перед ходом непонятных явлений истории.
Между тем наша близость цивилизации достигла того, что некоторые произведения Жана-Мари Леклезио были переведены на русский и даже пользовались умеренной популярностью (теперь она многократно возрастет). Это касается и биографической книги «Диего и Фрида» (чем-то отсылающей к «Маленькому принцу» Сент-Экзюпери), и новелл «Небесные жители». Знатоки вспомнят несколько новелл из сборника «Путешествия по ту сторону», выходившего в издательстве «Радуга» в 1993 году, вспомнят романы «Пустыня» и «Золотая рыбка». Наверняка найдется что-то еще для спешных переизданий, а вот новые переводы поспеют только к объявлению лауреата 2009 года. Пресс-релиз Нобелевского комитета обещает более тридцати книг этого автора, получившего за долгую жизнь в литературе премию Ренодо 44 года назад, премию Поля Морана около тридцати лет назад и недавно что-то от любящих его шведов.
Хрущева забыли!
Так вышло, что роман «Диего и Фрида», посвященный жизни знаменитых мексиканских художников Диего Риверы и Фриды Кало, автор этих строк прочитал неделю назад в дороге, скачав на карманный компьютер. Книга отличалась дубовато-левым схематизмом боевой биографии мечущихся революционных живописцев, двинутых на сексе и сталинском коммунизме. Левизна французских интеллектуалов дело известное, возможно, иначе Леклезио не поняли бы издатели. Но где коммунизм, там туфта. В романе Диего Ривера приезжает в 1955 году в Советский Союз, который «при Молотове, Маленкове и Булганине уже не тот, что при Сталине». Товарищ не знал, что власть была у Хрущева, или у Леклезио что-то личное против Никиты Сергеевича?
Нобель, автор «Немезиды»
Самое время вспомнить про самого Альфреда Нобеля, шведского инженера, заработавшего состояние не только на бакинской нефти, но и на изобретении динамита, «гремучего студня» и прочих взрывчатых веществ. Лет за восемь до смерти Нобель как-то утром прочитал в газетах собственные некрологи. Ошибочка вышла, но его поразил не факт, а содержание: «торговец смертью», «миллионер на крови» — это самое безобидное из того, что, оказывается, думало про него человечество. А ведь он был пацифистом, уверяя, что, чем убойнее будет оружие у человечества, тем быстрее оно придет к вечному миру. Он был драматургом, написавшим трагедию «Немезида». Был интеллигентным человеком, который хотел остаться в памяти людей чем-то хорошим. И придумал Нобелевскую премию, которая по основным номинациям, включая литературу, вручается с 1901 года.
Так его Немезида, богиня возмездия, взращенная на классический капитал от производства динамита, вошла из XIX века в XX, прошла его насквозь, мороча умникам голову миражом мгновенного обогащения, да так и перешла в век XXI.
Политика нобелитета
Шведский комитет часто ругают за «политизированность», скрывая за этими словами недоумение по поводу выбора лауреатов. Но он лишь отражает дух времени, который то сгущается, то куда-то выветривается.
Сначала целью нобелевки было выявление мировой элиты, клуба бессмертных. Время показало, что добрая половина настоящих властителей дум XX века туда не попала. Начиная с Льва Толстого, который то ли сам отказался от премии, то ли его отказались награждать как нигилиста. Противники шведского комитета приводят список тех, кого «не заметили». Тут и Пруст, и Джойс, и Кафка (кто его знал при жизни?), и Набоков, и Борхес... и... долго перечислять. Потом оказалось, что книга — товар. И литературная премия — а Нобелевская среди них первая — верный способ повышения продаж. Но с этим столкнулись глобальная политкорректность и смягчение нравов. Лауреаты должны представлять не лучших, а всех — и африканские литературы, и восточноевропейские, и феминисток с диссидентами, и китайцев с малыми народами (вот и нынешний лауреат, хоть и француз, а любит остров Святого Маврикия). Политическим извивам мы обязаны и русскими нобелевскими лауреатами — от Бунина до Бродского. Но тут выбор чудесным образом совпал с нашими вкусами.
На фоне Нобеля
Русский культ нобелевки расцвел в годы застоя. Мечта о «нетленке», которую сразу и в стол, и на Нобелевскую премию, стала общим местом мечтаний советского периода. В новые времена долго подступались к мечте — там «русский Букер» (почему не «русский Гонкур»?), сям — «Триумф», тут — солженицынская, яснополянская, пушкинская, новопушкинская, национально-бестселлерская и прочие премии. Но знаком того, что Кремль встает с колен, решили объявить премию «Большая книга», которую сразу объявили аналогом Нобелевской.
Увы, скороспелость плодов нашей цивилизации распознается по чересчур быстрому их гниению даже в виде муляжей. Не успели обветшать обложки первых лауреатов, а вот все и лопается с позорным сероводородным запахом. И не только потому, что у хозяев кончились шальные деньги, а потому, что челядь слишком оподлилась во взаимной раздаче друг другу премиальных слонов, раздутых из литературных мух.
На их фоне Жан-Мари Леклезио вообще герой и молодец. В 1960–1970-е годы шел в русле экспериментов первопроходцев «нового романа» Бютора и Перека, снискав одобрение культовых философов Делёза и Фуко. С 1980-х годов перешел на вечные ценности хороших продаж, занимательных путевых заметок, изящной прозы для галлюциногенных лицеисток и экологически озабоченных инвалидов цивилизации. Иные говорят, что он вообще французский гений, а это мы, как всегда, читаем всякую дрянь, что нам подсовывают. Может, и так. Поэтому вперед, в электронные библиотеки! Нобелевский миллион евро Жана-Мари Леклезио того стоит.
Российский переводчик Леклезио Нина Хотинская отметила в интервью The New Times: «Это замечательный писатель, который совершенно выпадает из всех современных течений. Над ним время не властно. Он отшельник, анахорет и избегает публичности. Если кто и заслужил во Франции Нобелевскую премию по литературе, то это он. В том году, когда премию дали Сарамаго (1998 год. – The New Times), было даже обидно, потому что Леклезио в этот год находился на самом творческом подъеме. Сейчас, мне кажется, он начинает исписываться, но возможно, эта награда его стимулирует для нового подъема. Никто во Франции больше не пишет таким красивым французским языком. Для меня всегда большое счастье иметь дело с тем, что он написал».