В авиакатастрофе 10 апреля погибли президент Польши Лех Качиньский и его жена Мария, известные польские политики, высшее военное командование, религиозные и общественные деятели... Всего — 88 пассажиров и 8 членов экипажа. На снимке: нынешний президент польши Бронислав Коморовский читает речь на панихиде по погибшим
«У нас много вопросов к Москве и Туску». Расследование трагической гибели 10 апреля 2010 года под Смоленском президента Польши Леха Качиньского вышло на уровень чистой политики. Польша недовольна результатами доклада МАК, а оппозиция намерена инициировать в парламенте вотум недоверия премьер-министру Дональду Туску: он якобы не учел польских интересов в ходе расследования катастрофы. The New Times искал ответы на польские вопросы у отечественных экспертов
«В Польше не могут не видеть: с самого начала расследования катастрофы 10 апреля российская сторона делает односторонние выводы», — заявил The New Times депутат Польского сейма от оппозиционной партии «Право и Справедливость» (ПиС), глава независимой парламентской комиссии по расследованию причин катастрофы Антони Мацеревич. «В итоговом отчете Межгосударственного авиационного комитета (МАК) вся вина за катастрофу возложена на польский экипаж президентского Ту-154М и вообще на всех, кого только можно, с польской стороны».
Польские вопросы
Закончившееся расследование апрельской трагедии не устраивает пострадавшую сторону. В списке претензий Антони Мацеревича много пунктов, основная мысль — версии двух сторон разнятся, и не в пользу пострадавших. Депутат перечислил The New Times главные претензии.
Первое. Смоленские диспетчеры уверяли экипаж президентского борта 101, что те находятся на «правильной» глиссаде и все в порядке, говорит Мацеревич. На самом же деле польский Ту-154М имел отклонение от глиссады в несколько десятков метров.
Второе. В итоговом отчете МАК сильный акцент сделан на том, что, мол, в кабине самолета польского президента находился посторонний — главнокомандующий польскими ВВС генерал Анджей Бласик. В его крови обнаружили 0,6 промилле алкоголя, но вообще-то Бласик был в том полете пассажиром, а не членом экипажа. «Мне трудно припомнить, чтобы где-то еще в мире уровень алкоголя в крови кого-то из погибших пассажиров учитывался при анализе причин авиакатастрофы — это беспрецедентно», — возмущается польский депутат. И приводит контраргумент: дескать, на диспетчерской вышке в Смоленске тоже были посторонние. Как следует из обнародованных записей переговоров диспетчеров, во время корректировки полета президентского самолета там находился полковник Краснокутский, который вел переговоры с польским экипажем. По существующей инструкции, уверяет Мацеревич, он не имел на это права. «На микрофонных записях, сделанных в диспетчерской вышке, отчетливо слышно, как диспетчеры согласовывают свои действия с неким анонимным высокопоставленным чиновником из Москвы. Хотя, насколько я понимаю, действия диспетчеров именно в момент посадки самолета должны быть абсолютно самостоятельны».
Третье. По мнению главы польской независимой комиссии, есть еще одна странность: когда на аэродром, незадолго до президентского борта, садился Як-40 с польскими журналистами, видимость, как следует из донесений смоленских диспетчеров, была менее 1000 метров. А буквально за 3–4 минуты до этого, когда о приземлении запрашивал российский Ил-76, которому было отказано в посадке, видимость, по данным тех же диспетчеров, составляла 1500 метров. «Как может видимость так упасть за считанные минуты? — недоумевает Мацеревич. — Невольно возникают подозрения: а не была ли такая ситуация искусственно спровоцирована?»
Четвертое. Депутата Польского сейма возмутил уровень готовности смоленского аэропорта к приему самолета президента Польши: «Подготовки не было никакой! Простите, как же в таком случае Россия намерена была строить добрососедские отношения с Варшавой? Почему тремя днями ранее, когда в Смоленск прилетали премьеры Туск и Путин, аэродром Смоленск–Северный был оснащен оборудованием, необходимым для приема гражданских самолетов на военном аэродроме, а перед прилетом Леха Качиньского его демонтировали? Любому трезвомыслящему человеку понятно: российская сторона создавала преференции Туску и сознательно игнорировала Качиньского. Кстати, к самому Туску у нас, как и к Москве, остается много вопросов. Убежден: он несет свою долю ответственности за катастрофу, унесшую жизни значительной части польской элиты. Прежде всего потому, что полностью доверил руководство расследованием российской стороне. Впрочем, это уже наши, внутрипольские проблемы…»
Российские ответы
Совсем другой точки зрения придерживаются отечественные авиаторы.
«Глиссада или горизонт». Андрей Литвинов, летчик 1-го класса авиакомпании «Аэрофлот», говорит, что слова про неправильно заданные диспетчерами показатели — просто неправда: «Диспетчер ему несколько раз говорил «горизонт», предупреждали, что ниже снижаться нельзя, что надо уходить на второй круг. По правилам полетов и с учетом параметров Северного, командир должен заход на посадку осуществлять на высоте принятия решения, которая равна 100 метрам, — переводит самолет в горизонтальный полет и на этой высоте он принимает решение — продолжить заход на посадку либо уйти на второй круг. Если у него не установлен визуальный контакт с землей, он не может снижаться дальше. Он не видел полосы, иначе не упал бы в лес». По мнению Алексея, летчика одной из российских компаний, это понятная и банальная ситуация: «Пилот при плохих погодных условиях стремится снизиться во что бы то ни стало. Они пытались поднырнуть под облака и рассмотреть полосу, чтобы сесть. Из нас любой бы попробовал. Но не так, конечно».
«Посторонний». Диспетчерами руководят руководитель полетов, который координирует всю работу, и руководитель группы диспетчеров, в случае Северного — полковник Николай Краснокутский. «Так как этот рейс был подконтрольный, рейс с высокопоставленными чиновниками, то ему уделялось повышенное внимание, и руководители, в том числе руководитель полетов, находились в диспетчерской,— говорит Литвинов. — Хотя в обычное время руководитель полетов, к слову, необязательно должен там быть. Они информировали не один раз пилотов о том, что условий для посадки нет».
«Погодные условия». Закрыть аэропорт, как предполагают некоторые польские политики, было нельзя: «Аэропорт не закрывается по погодным условиям. У каждого летчика и каждого самолета свой минимум необходимой видимости: менее опытный летчик в каких-то условиях не сядет, а я сяду. Я могу садиться при видимости 200 метров, а другой, если видимость 600 метров, не сможет и уйдет на другой аэродром. И как закрыть его можно, если одни могут сесть, а другие нет?» Правила просты, говорит его коллега Алексей: если иностранец заходит на посадку, даже когда погодные условия неблагоприятные, — ему все равно не могут запретить. Решение принимает командир корабля.
„
Они должны сказать: наши летчики убили нашего президента, действия наших летчиков были неправильными. А сказать они такое не могут, поэтому начинают из пальцев высасывать проблемы
”
Ответственность
Андрей Литвинов подводит итог: «Либо поляки сумасшедшие, либо они пытаются сделать из этого политику. Но есть вопросы, на которые нельзя ответить. Они должны сказать: наши летчики убили нашего президента, действия наших летчиков были неправильными. А сказать они такое не могут, поэтому начинают из пальцев высасывать проблемы». По всем законам международной гражданской авиации управление воздушным движением — консультативное, напоминают российские пилоты, последнее решение за командиром, ни за кем другим. Диспетчер не может приказать, он только информирует, консультирует. «Разговоры о том, что диспетчер был под давлением, не имеют никакого значения, даже если это так и было: решает все командир, — вновь и вновь повторяет Литвинов. — И этот борт нарушил все существующие правила — у них сработала система pull-up, которая предупреждает, что нужно срочно поднимать штурвал и выходить обратно на высоту. Одно только игнорирование этой системы — грубейшее нарушение авиационных правил. Надо было хотя бы уйти на второй круг, может быть, условия улучшились, может быть, визуальный контакт с землей появился, а они спускались все ниже, чтобы скорее увидеть полосы, а в результате нашли деревья».
 |
| Депутат Польского сейма Антони Мацеревич считает, что расследование оставило много темных пятен. По его мнению, вся вина несправедливо возложена на поляков |
Документы расшифровки записей открытого микрофона в диспетчерской аэропорта Северный, телефонных звонков и записи радиопереговоров походят на дурную пьесу. Действие разворачивается в течение двух часов трех минут с 8.40 до 10.43 10 апреля. В аэропорту нервная обстановка: вот-вот, но точно неизвестно, когда должен прибыть «борт номер 1», руководство диспетчерской отдает указания по установке на полосе прожекторов, матом ругается на «бойцов» (это бывший военный аэропорт, сейчас — совместного базирования), которые находятся на полосе, руководитель группы диспетчеров узнает, что в ближайшие дни у него не будет выходного, ругаются на собственную метеослужбу, а потом хорошая погода резко начинает портиться. «Ну откуда туман в 10 часов, блядь, это дурдом», — срывается руководитель полетов. К этому времени на аэродроме успели принять польский Як-40 с журналистами, прибывшими на мероприятие, и развернули на другой аэродром Ил-76. Северному доложили сверху: в 9.27 из Варшавы вылетел первый номер, значит, в 10.30 будет на месте. Согласно официальному плану, делегация должна была пробыть в городе до 17.30. Но уже в начале десятого диспетчерам стало ясно: посадить самолет будет сложно. Они стали связываться с вышестоящим руководством и искать запасной аэродром, о чем руководитель полетов особенно переживал: им нужно было знать, куда, если что, отправить встречающую сторону.
Финал заранее известен, хотя при чтении надеешься на благоприятный исход: в 10.23 борт 101 выходит на связь, а в 10.41 стало очевидно, что посадка не удалась.
«Понятно, что Северный — аэропорт не уровня мест, где встречают таких высоких чиновников, а посторонние бегающие по ВПП люди — это недопустимо и против правил, но сотрудники аэродрома сделали все, что было в их силах, чтобы справиться с возложенным на них заданием, — считает пилот Алексей. — Понятно недовольство поляков, но для меня и людей, которые разбираются в вопросе, совершенно очевидно — это вина исключительно летного состава». По мнению пилота, избежать трагедии удалось бы, если бы не спешка и непоколебимое желание чего бы это ни стоило сесть. Иногда это становится последней посадкой.
