Театр Дмитрия Крымова, сына великого режиссера Анатолия Эфроса, стал самым заметным явлением в художественной жизни Москвы последних лет. Из курса сценографов в ГИТИСе был создан редкий для российского театрального пространства театр художника, где слово играет подчиненную роль, а главное — образ, картинка. Последняя премьера театра «Opus № 7» — одно из самых ярких событий театральной осени. Главную роль — Дмитрия Шостаковича — исполнила Анна Синякина, прима молодого театра
Какой он — Шостакович, ваш Шостакович?
Первое ощущение было таким: Шостакович… гений. Вот гений, и что делать с этим, непонятно абсолютно! Мой Шостакович — это человек, который попал в ужасные обстоятельства в ужасное время. В этот тупик попадали многие одаренные люди того времени, которые не выдерживали и кончали жизнь самоубийством. Шостаковича запугали до такой степени, что он спал с собранным чемоданом. Он знал, что если зазвонят в дверь, то возьмет чемодан и тихо выйдет, чтобы дети и жена не пугались.
Меня потрясла история о том, как однажды его вызвали на допрос и спросили: «Что вы можете сказать о таком-то?» Он ответил: «Мы знакомы, но я ничего не могу о нем сказать». Ему говорят: «Сегодня пятница, вы придете в понедельник и обязательно вспомните, что сказать». И он понял, что если он придет в понедельник и скажет, что ничего не знает, его заберут как человека не донесшего. А если он что-то станет говорить, то его заберут, потому что он в этом участвовал. Он взял чемодан, с вещами в понедельник пришел и услышал: «Вы знаете, следователя такого-то забрали вчера, можете идти домой».
Что происходит с человеком, который пережил вот такое? Это тупик! Но когда слышишь его музыку, то понимаешь: это к тупику не имеет никакого отношения. Наверное, в этом и заключается его гениальность: научиться обращаться со своими страхами, использовать их в своем творчестве — и оставаться цельным человеком.
Хочу, чтобы была тряпочка
В театре Дмитрия Крымова преобладает «картинка» — кажется, актеру здесь негде развернуться.
Дмитрий Анатольевич приносит какую-то схему и говорит: «Я придумал спектакль: это будет так, это так…» До премьеры спектакль таким, каким его задумал режиссер, не доживает никогда. У актеров есть всегда возможность поговорить с Дмитрием Анатольевичем и предложить что-то свое. Вот есть смысл, заложенный режиссером, и есть помощники в воплощении этого смысла. Это как квартира: если в ней живет музыкант, там стоит музыкальный инструмент, если художник, то там лежат краски, если еще кто-то, лежат инструменты, которыми он работает. Но как ты будешь работать этими инструментами, это уже зависит от тебя.
Актеры наравне с художниками придумывают оформление спектакля?
В процессе придумывания Дмитрий Анатольевич созывает всех, и каждый может принести то, что он хочет. Многое начинается с чего-то совершенно неконкретного. Например: «Я хочу, чтобы была белая тряпочка, а из этой белой тряпочки вдруг потом высунулась красная тряпочка, потому что красиво, чтобы из белого потом было чтото яркое». Можно и такое принести; желательно, конечно, чтобы это имело какую-то связь со всем остальным. Здесь разрешается все.
В труппе Дмитрия Крымова семнадцать художников и девять актеров. Его театр не предполагает особенного актерского успеха. Не хочется на большую сцену податься?
Хочется попробовать себя в разном. Я пробовала себя в дипломных режиссерских работах. Режиссеры-студенты не все еще умеют, но так желают ставить спектакли, что очень хочется к этому присоединиться, все свое желание тоже туда влить.
Прощайте мои чистые ноги
В крымовских спектаклях актеры портят кучу реквизита — бумаги, картона, одежды. И так на каждой репетиции?
Мы стараемся портить экономно: там, где еще не до конца испорчено, стараемся испортить еще раз. Здесь предметы — такие же партнеры, как и актеры, от них многое зависит, от той же бумаги. Одна бумага мнется так, а другая мнется и рвется по-другому. В конце спектакля «Демон. Вид сверху» на сцене остается последний бумажный слой, который я должна на себя стянуть. А он иногда прилипает к полу, рвется — и сцены нет! Я прямо чувствую, как красиво он едет, и… дырка!
Почти в каждом спектакле вам приходится то копаться в песке, то вываливаться в опилках…
То прыгать головой в ведро с краской…
Как это все переносится?
Если бы я думала о том, что вот сегодня я буду в песке, завтра буду в стружках… Ну, влезла под душ и смыла. Конечно, я вытряхиваю из ушей песок и стружки постоянно. Об одежде я уже не говорю. Иногда это все приносит огромное удовольствие, но когда это надо делать много раз подряд… Смотришь на свои ноги, а они, как вареные джинсы — не до конца отмывается краска. Например, актер нашего театра Миша Уманец, который играет Льва Толстого в «Демоне», должен опускать ноги в черную краску. Он стоит с голыми ногами перед выходом на сцену и говорит: «Ну, прощайте мои чистые ноги до следующей недели...»
Рецензия на спектакль «Opus №7» — на стр. 64