27 ноября в прокат выходит новый фильм Алексея Балабанова «Морфий», снятый по мотивам цикла рассказов Михаила Булгакова «Записки юного врача». Сценарий картины был написан Сергеем Бодровым-младшим, а главную роль сыграл Леонид Бичевин (известный своей работой в предыдущей ленте Балабанова «Груз 200»). О том, какое отношение к картине имеет Эми Уайнхаус, почему честные художники ошибаются, отчего в первый раз «Морфий» было смотреть непросто, — The New Times рассказала исполнительница главной женской роли картины Ингеборга Дапкунайте. Но прежде актриса взяла блиц-интервью у корреспондента The New Times
Вам фильм понравился?
Да.
Чем? Рассказывайте!
Картина получилась очень изысканной. Да, здесь есть натуралистичные сцены — ампутации или трахеотомии, но их появление вполне оправданно: почитайте, как описывает эти операции Булгаков! Так что Балабанов снял настоящее, качественное кино. Немного смутило лишь то, что главный герой ленты стал результатом «скрещивания» двух персонажей булгаковских «Записок»: не слишком опытного, но талантливого и энергичного молодого врача Бомгарда и врача-морфиниста, стремящегося убежать от реальности, — Полякова… Зачем это было сделано?
Много гениев, которые саморазрушились. Это не единственный пример. Посмотрите на историю мирового кино: Мэрилин Монро, Джеймс Дин, масса других талантливых актеров разрушили себя. Не хочу сопоставлять Монро и Полякова, но гибель таланта — это история особая. Задумайтесь, скажем, о параллели, которая на первый взгляд может показаться необычной, — параллель с Эми Уайнхаус. Многие про нее говорят: какой пример она подает молодежи! Наркотики, алкоголь, скабрезности, скандалы — в общем, ужасужас-ужас! Я со всем этим согласна. Но у нее же гениальные песни! И пусть те, кто говорит «ужас-ужас-ужас», ответят мне на один вопрос: отделимо ли то, как живет Уайнхаус, от того, как она творит? Думаю, что нет. Вообще это философский, вечный вопрос… Если бы картину по Булгакову снимал сам Булгаков, он снимал бы ее как хотел. Но тут фильм снимает Леша Балабанов, на мой взгляд, один из самых ярких художников современности. И он вправе отнестись к Булгакову как к материалу: переосмыслить его, написать свой сценарий. Это же сделал и Бодров. Получилось соединение трех талантов: Булгаков, Балабанов, Бодров…
Вы, наверное, привыкли к свободным отношениям с классиками еще в годы работы с Някрошюсом…
Возможно. Но думаю, что в современной драматургии новую пьесу первый раз интереснее всего ставить буквально: так, как она написана. Потому что писатель, который это сочинил, наверное, думал о том, как наилучшим образом показать свою историю. Если Том Стоппард написал, что у него, например, зеленая декорация, то в фиолетовом цвете ее делать не надо. Потому что у Стоппарда была очень веская причина сделать декорацию именно такой. А в случае с классикой художник волен ставить спектакль (или фильм) так, как ему нравится. Вот наша картина, как говорит Леша, про гибель гения.
А год назад Балабанов говорил, что любая его лента, даже «Груз 200», рассказывает о любви…
Ну конечно, и о любви… Он же всегда говорит, что снимает кино про себя. Это не значит, что он сидит на морфии. Но он снимает про то, что знает. У него есть неоспоримое чувство правды того, что происходит в кадре. Правды композиции, правды игры, правды света…
Буду пятым грибом!
Вы всегда верите в правду Балабанова?
Да, абсолютно. Иначе невозможно было бы работать.
Когда вы читали сценарий ленты, у вас появилась собственная «картинка»?
Вы знаете, я весьма активно читаю сценарий, приезжаю к Леше, мы обсуждаем сценарий, меряем костюмы. Смотрим декорации, грим... У нас вообще был довольно долгий подготовительный период к съемкам. И во время него что-то начало складываться. Но я же не режиссер. Это не моя профессия пока. Моя профессия — стать частью того, что делает Балабанов. Я могу только что-то предложить, например, давайте я встану вот так… Знаете, я снималась в какой-то старой-старой картине. И в конце съемок этого фильма один актер произнес тост. Он сказал: «Это большая картина, и я горжусь тем, что в ней я — мазок кисти, но из таких мазков и состоит вся картина». И для меня — в случае Балабанова — это абсолютная правда. Я согласилась бы сняться у него хоть в эпизоде, хоть пятым грибом в третьем ряду!
Не могу смотреть на кровь
Мне кажется, что «Морфий» прозвучит сегодня весьма актуально: сейчас не редкость, когда способные люди, устав от тягостного и одновременно «легковесного» бытия, мечтают хотя бы на время забыть о нем, уйти в другой мир. Кто-то в Индию уезжает, другие — в запой уходят…
Я о таком не подумала бы. Это интересная мысль… Мне надо еще раз посмотреть фильм, чтобы как-то выкристаллизовалось все, что я думаю по этому поводу, и о ленте в целом. Просто когда я смотрела картину в первый раз, то была не в лучшем состоянии. Я смотрела ее неправильно. Потому что видела много «обратных точек» — как это снималось, что происходило за кадром. И это, конечно, дает особый, неверный визуальный эффект. И потом, в других фильмах я не могу смотреть на кровь, на всякие ужасы и делаю так: б-е-е-е! А здесь я спокойно на это смотрю, поскольку знаю, как это снималось, где что было настоящее, где — нет.
Зачем нужна была эта натуралистичность, на ваш взгляд?
Когда я росла, меня всячески оберегали. В нашей семье все любили друг друга, у нас все было прекрасно и замечательно. Но потери, болезнь, боль существуют. Хотя можно прикинуться, что этого нет. Конечно, я бы хотела, чтобы везде было так же чисто и здорово, как в кафе, где мы с вами сидим. Чтобы так же пахло духами. Но есть иные грани жизни, и о них нельзя забывать… И все же мне бы хотелось, чтобы фильм «Морфий», который я еще раз посмотрю, был о том, о чем сказали вы, — о любви!