Начало второй жизни: снимок сделан 2 апреля 1974 года, вскоре после того как Максимова заставили эмигрировать из СССР.
«Человек бескомпромиссной внутренней честности», — говорил академик Сахаров о писателе, диссиденте, изгнаннике и основателе тамиздатовского журнала «Континент» Владимире Максимове. В конце ноября ему бы исполнилось 80 лет
На самом деле — не Владимир, и не Емельянович, и не Максимов: Лев Алексеевич Самсонов — так был записан в московском ЗАГСе в 1930 году. Имя-фамилию поменял сам: когда бежал из дома, где остались мать, сестра и тетка, а отец — троцкист из рабочих— уже сидел. Сидел и дед: их он и отправился искать. Первый раз его загребли под Ленинградом, отправили в детский дом, он и назвался так, как вошел потом в историю русской литературы и журналистики.
Университеты
Из того детского дома бежал тоже: так начались его советские университеты — систематического образования у Максимова и семи лет не наберется. Бежал он в излюбленные беспризорниками теплые края — в Среднюю Азию и на Кавказ. По дороге где-то спер одеяло — поймали, отправили уже в колонию для малолеток. Снова бежал — в собачьих ящиках под вагонами опять поехал на юга. И снова сел — и снова бежал, бежал он всегда и отовсюду — уже во взрослую тюрьму. Одна польза — бесконечно читал. И писал — во славу товарища Сталина за наше счастливое детство — ура-патриотические стихи. Из тюрьмы вышел в самом начале 1950-х, жил на Кубани, потом перебрался в Москву, в родные Сокольники, в дом своего детства. Андрей Битов так потом (в 1996-м, на годовщину смерти Максимова) описывал это его жилье: «/…/ Водку стаканами пили… когда я залезал к нему в окно… жил он тогда в деревянном, дровяном домишке, где, пожалуй, двор был и впрямь посреди неба…* * «Двор посреди неба» — так называлась глава из романа-эпопеи «Семь дней творения» (1971 г.), которая сначала ходила по Москве в самиздатовских «списках». ты там финал «Семи дней творения» вслух Булату (Окуджаве. — The New Times) читал, и я там был… и мне вдруг показалось, что такой голой, такой глагольной прозы еще никто не писал… Так глух был твой голос, так изящен жест твоей изуродованной руки, и был ты красив, как вор, как урка, обуглен и тощ…»* * Андрей Битов «Исстрадавшаяся душа» (К годовщине смерти Владимира Максимова), «Континент» № 87, 1996 г.
Посреди неба
С этим домом и двором посреди неба Максимова навсегда — даже когда жил уже в эмиграции, в Париже, связала любовь к 18-летней, родившейся в казахстанской ссылке красавице, которую звал он «Старухой». «Старуха» девять лет была ему то матерью, которая ухаживала за ним, когда уходил он в свои запои — Максимов все делал на полную катушку, то добытчицей, когда скитались они по провинции, уходя от пристальных глаз чекистов и их «психушек», куда писателя забирали под каждое 7 ноября и 1 мая (Максимов был человеком фантастического обаяния, прекрасным рассказчиком, и это ему с молодой женой открывало двери квартир и домов), то машинисткой, печатавшей и сохранявшей его стихи и романы.
Из рассказа Ирены Лесневской (1996 г.):
5 ноября 1967 года, утром, к нам приехала машина из больницы «Матросская Тишина» и увезла его на профилактические процедуры, как они это называли. Пока он сопротивлялся санитарам, я порвала стихи и сжевала их, так как бывало, что непрошеные гости осматривали бумаги на письменном столе. Уходя, он спросил меня: «Ты запомнила?» Я кивнула. Так эти стихи никто и никогда не прочитал, Володя их не напечатал даже в «Континенте», он их просто забыл. Вот этот текст — воспроизвожу его по памяти* * Это стихотворение — обращение к поэту Ярославу Смелякову, с которым накануне Максимов яростно спорил в ЦДЛ.
Век аксиом и обезлички,
Век поэтической плотвы.
И я женат на истеричке,
И на вдове женаты Вы.
И пенятся в стаканах бури,
И льется попусту вино.
И колготят в литературе
Апологеты домино.
Где Вы, российские мессии,
Вещавшие сквозь тьму веков?..
Простите, Ярослав Васильич,
Родной товарищ Смеляков.
Читаете Вы, завывая,
Про Волочаевск и про Спасск.
Мне ж Ваша юность боевая,
Как в горле кость,
Прости Вас Спас.
Босые, с сотнями вопросов,
Вы в долгий выходили путь,
Чтоб, как Михайло Ломоносов,
В кристалл магический взглянуть.
Вы шли себе, прямы и строги,
И через дол, и через лес.
Но повстречал Вас на дороге
Не вещий Петр, а мелкий бес.
И закружило, завертело —
Не видно верного пути:
«Вперед за праведное дело!
Наш паровоз вперед лети!»
И вот, не поднимая взора,
Стоим у роковой черты:
Полвека крови и позора,
Полвека лжи и клеветы.
Взирают издали народы
На наши смутные дела…
Когда, какая непогода
Нас в эту темень завела?
Наверно, Вы ответить в силе,
У Вас, наверно, хватит слов?..
Простите, Ярослав Васильич,
Родной товарищ Смеляков.
По ту сторону
Первый роман Максимова — «Мы обживаем землю» — был опубликован в знаменитых «Тарусских страницах» в 1961-м. Последним, написанным в СССР, стал «Карантин»: он вышел уже на Западе, куда Максимова вытолкнули в 1974-м. Там, в Париже, началась вторая жизнь Владимира Максимова, в центре которой был журнал неподцензурной русской литературы — журнал «Континент», основателем и главным редактором которого писатель был 18 лет, вплоть до 1992 года.
 |
| Владимир Максимов,
1963 год |
Владимир Максимов —
Андрею Сахарову
1974, Париж
Дорогой Андрей Дмитриевич!
Давно собирался Вам написать, да не выпадало оказии. Попытаюсь это сделать теперь. Жизнь здесь во всех смыслах (как в личном, так и в общественном) оказалась много сложнее и своеобразней. Любая борьба за людей, которые оставались в России на воле или за проволокой, возможна здесь только с их собственной помощью. Одни мы бессильны что-либо сделать: сказывается обстановка «разрядки напряженности». Наши выступления (т.е. выступления выехавших людей) считаются здесь сведением личных счетов с обществом и властью, с которыми они не могли ужиться. Поэтому необходима постоянная координация всех действий /.../ На словах (хотя, правда, и очень редко) они высказывают сочувствие к инакомыслящим в нашей стране (им необходимо соблюсти декорум объективности), но на деле они ведут самую злонамеренную и разрушительную работу против духовного возрождения в России, ибо считают, что они, эти инакомыслящие, компрометируют «великое дело социализма».
/…/
Всегда Ваш,
Обнимаем вас всех и помним,
Моя личная просьба — передать всем пишущим: пусть шлют и шлют все, что у них есть, — журнал должен стать голосом России и Восточной Европы, а не эмиграции.
Владимир Максимов —
Игорю Голомштоку* * Игорь Голомшток — искусствовед, автор книги «Тоталитарное искусство», с 1972 года жил в Лондоне, в 1974–1975 гг. был сотрудником редакции «Континента».
26.04.1975, Франкфурт
Дорогой Игорь!
/…/ Поймите меня правильно, журнал — трудоемкое, изматывающее мозг дело. Человек, делающий журнал, хочет он этого или не хочет, думает о нем день и ночь. Это, если хотите, его любовь, но и его проклятие. Если Вы до сих пор думали, что Максимов только тем и занимается, что отвозит собранный материал в типографию, то горько и глубоко ошибаетесь. Я, как в свое дитя, вкладываю в него все. Я его нянька и бухгалтер, его сторож, его пропагандист, его мальчик для битья /…/
Обнимаю вас, до встречи, В. Максимов* * Здесь и далее: Публикация Е. Скарлыгиной «Из архива журнала «Континент»: «Континент» № 129, 2006 г.
Владимир Максимов —
Науму Коржавину
2.09.1975, Париж
Дорогой Эма!
/…/ «Континент» постепенно приобретает четкие журнальные очертания. Пятый номер — это примерно то, что я себе предполагал в своих издательских фантазиях. В прозе и поэзии: Гроссман, Войнович, Корнилов, Айги; в публицистике: Артур Кестлер, Йозеф Смрковский, Михайло Михайлов, Сергей Левицкий, Мелик Агурский; в критике и библиографии (раздел вводится впервые) первоклассная статья Абрама Терца о «Верном Руслане», очень хороший анализ «Чонкина» Виолетты (Иверни. — The New Times), Бетаки и целый ряд других первоклассных вещей.
Пока что журнал вышел на трех иностранных языках. Два номера на немецком (стал в Германии бестселлером), на итальянском (тоже вошел в десятку бестселлеров), на голландском (результатов еще не знаю). В сентябре ожидаем первый французский. Английский (вместе с американской версией) запаздывает, что весьма огорчительно.
Владимир Корнилов —
Владимиру Максимову
8.11.1975, Москва
/…/ Да, Володя, только что узнал, что тебя лишили гражданства!.. Не знаю, что говорить по этому поводу. Чего-то заморозили это решение на десять месяцев. Из-за Хельсинки? Сам не знаю, как к этому отнестись отсюда — и почетно и печально. По-моему, так. Напиши или звякни, если чего по этому поводу нужно сделать. Сочувствую тебе, но считаю, что можешь гордиться. «Континент» стоит этой обедни. Тем более что он тут здорово нужен, и не только тем, кто там печатается — хотя для нас это прекрасно! — а еще больше тем, кто читает. Иногда хожу с набитыми карманами — формат хороший и за раз штуки четыре несешь.
Ты молодец, и не грусти!..
Твой Володя
Владимир Максимов —
Эрнсту Неизвестному
24.12.1977, Париж
Дорогой Эрнст!
Как ты, наверное, уже знаешь, погиб Саша Галич. Погиб нелепо, если вообще объяснимо. В связи с этим у меня к тебе есть просьба. Не мог бы ты найти решение его памятнику и воплотить это решение в материале?* * Комментарий Е. Скарлыгиной: «Идея не была реализована. На могиле А. Галича (Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа) установлена надгробная плита с надписью «Блажени изгнани правды ради»
Разумеется, «Континент» оплатил бы работу, правда, в посильных для нас размерах. Сейчас мы начали сбор средств на такой памятник, а недостающую сумму мы покроем сами.
Что-то от тебя давно не было вестей. Как у тебя все? Напиши.
Обнимаю.
В. Максимов
Лев Лосев* * Лев (Алексей) Лосев — поэт, литературовед, эссеист. Эмигрировал в 1976 году в США. Постоянный автор «Континента». —
Владимиру Максимову
7.01.1984, США, Hanover
Дорогой Володя!
/…/ Две недели назад, на ежегодной славистской конференции в Нью-Йорке я делал доклад к десятилетию журнала /…/ Я говорил о том, что «Континент» только очень условно можно назвать эмигрантским журналом, что он всеми корнями — материалами, авторами, читателями и прежде всего темами — в России. Т.е. не главный эмигрантский журнал, как часто говорят, а главный русский журнал сегодня. Говорил, что и достоинства, и недостатки «Континента» суть точное отражение сегодняшней русской культурной сцены: богатейшая идеологическая и культур-философская публицистика, интересная и разнообразная поэзия, крайне неровная проза, более чем скромная критика. Многие рты поразевали, когда я заговорил о беспрецедентной толерантности редакционной политики «Континента», но это очень легко было доказать. Еще раз спасибо и всего доброго. Привет Вашей Тане* * Вторая жена В. Максимова. и сотрудникам.
Ваш Леша Лосев
Диссидентское братство (справа налево): Владимир Максимов, Владимир Буковский,
Александр Гинзбург и Эдуард Кузнецов в Страсбурге в 1981 году. Крайний слева —
А.А. Ниссен, эмигрант первой волны
Чужая Родина
Максимов приехал в Россию первый раз в 1990-м: его встречали как героя, и он был счастлив. Но расстрел Белого дома в 1993-м и конформизм интеллигенции он категорически не принял. Ярый антикоммунист и глубоко верующий человек, Максимов в последние полтора года своей жизни стал автором постсоветской «Правды». Многие его друзья и коллеги этого поворота его судьбы категорически не приняли. Ему было все равно — у него болело. Одну из своих статей (1995 год) он назвал «Поминки по России»:
/…/ Стремительная криминальная Россия — это нынче национальная беда, а криминализация, поощряемая государством, это, на мой взгляд, уже катастрофа и преступление одновременно. /…/
Вы хотите жить в такой России? Я — нет.
Я не хочу жить в необольшевистской России, где проповедниками демократии выступают профессиональные растлители России из бывших кандидатов в члены Политбюро, провинциальных преподавателей марксизма-ленинизма, экономистов из газеты «Правда», начальников армейских политуправлений и матерных чекистов /…/
Я не хочу жить в России, где любой интеллектуальный мародер или мародерша может оболгать Солженицына и Зиновьева, где недавний руководитель советского гитлерюгенда, растливший миллионы детских душ и место которому явно на скамье подсудимых, позволяет себе называть меня реакционером и ортодоксом, а гонители Сахарова входят в комиссию по его наследству.
Я не хочу жить в России, где недавние фарцовщики и воры, ставшие биржевыми спекулянтами, торгаши и валютные проститутки становятся примером для подражания, а писатели, артисты и ученые, зачастую с европейскими и мировыми именами, вынуждены сдавать внаем собственное жилье, чтобы только физически выжить.
Да и существует ли она вообще в природе та Россия, которую я и мои единомышленники представляли себе, вступая в противоборство с идеологическим монстром, укоренившимся на ее территории в течение более семидесяти лет!
И самое невыносимое и унизительное для меня состоит в том, что до этого позорного состояния ее довели те же самые, выражаясь по Щедрину, твердой души прохвосты, нынче наспех напялившие на себя демократическую одежонку, из-под которой хорошо просматривается их старая коричневая шкура: недавние областные гауляйтеры, партийные журналисты и писатели, комсомольские запевалы, брежневские телеклоуны и творцы помпезных кино- и театральных эпопей во славу родной партии и правительства.
Господи, когда же Ты, наконец, избавишь Россию от этой прожорливой саранчи? * * Из книги: Владимир Максимов. «Самоистребление»: Москва. «Голос», 1995.
В одном из последних своих интервью он говорил:
«Я никогда даже не думал, что я буду так это все переживать. Хотя я не так уже много хорошего видел за свою долгую жизнь на Родине. Начиная с самого детства я жил в такой страшной нищете, невероятно просто. Я никогда не думал, что так буду от всего происходящего страдать. Правду говорил Говорухин — как будто на твоих глазах твою мать насилуют. Невыносимее ничего придумать нельзя. И вот это делает мой конец очень безрадостным. Мне не хочется уже ничего. Даже книги писать. На этом фоне для меня все пустое. Если не будет России, то вся моя жизнь — абсолютно бессмысленна. /.../
* * *
Владимир Максимов умер в Париже 25 марта 1995 года. У него не было французского гражданства — он его не хотел. У него не было советского гражданства — ему сделали честь, лишив его в 1975 году. У него было только удостоверение беженца.
В материале использованы:
«Памяти Владимира Максимова». «Континент» № 87, 1996.; В. Максимов «Самоистребление»: Москва. «Голос», 1995.; «Из архива журнала «Континент». Публикация Е. Скарлыгиной. «Континент»
№ 129, 2006 г.; Игорь Золотусский «Оборвавшийся звук» — предисловие к книге: В. Максимов «Растление Великой Империи»: Москва. «Эксмо», 2010.
