6 марта исполняется 80 лет Фазилю Искандеру, автору гениальной сатиры на советский образ жизни «Созвездие Козлотура», знаменитого романа «Сандро из Чегема» и ставшей предвестием перестройки повести-притчи «Кролики и удавы». Искандеру принадлежит одно из самых саркастических произведений о Сталине (5 марта — годовщина его смерти) — «Пиры Валтасара», глава из романа «Сандро из Чегема», которая впервые была опубликована за границей. Почему и как цензурировали Искандера в советские времена — узнавал The New Times
У искусства всего две темы: призыв и утешение, — писал Фазиль Искандер в предисловии к роману «Сандро из Чегема». — Но и призыв, если вдуматься, тоже является формой утешения. «Марсельеза» — та же «Лунная соната», только для другого состояния. Важно, чтобы человек сам определил, какое утешение ему сейчас нужно».
Отрицая СССР
В середине 70-х, к моменту окончания работы Искандера над «Сандро», утешения и призывы жителям СССР раздавались исключительно с санкции КГБ. И было понятно, что история абхазского рода, рассказанная писателем, придется не по нутру гэбэшникам: «Когда Фазиль заканчивал работу над романом, было совершенно очевидно, что опубликовать эту вещь в Советском Союзе не удастся, — вспоминает друг Искандера литературовед Бенедикт Сарнов. — И дело было не только в главе «Пиры Валтасара».¹ Просто эта эпопея совершенно «не помещалась» в привычную систему советского мышления: она абсолютно отрицала саму суть советского строя. В особенности всего, что было связано с истреблением, фактическим уничтожением крестьянства — разумеется, не только русского, а всех народов, населяющих Советский Союз, в том числе и деревенских жителей горной страны, которую изобразил в своем романе Фазиль».
Урежьте марш!
Для публикации в «Новом мире» Фазиль Абдулович решил отдать, так сказать, «адаптированный к советской власти» вариант романа: писатель изъял из «Сандро» несколько глав, в том числе и «Пиры Валтасара». Однако самоцензура не помогла: читатели «Нового мира» получили не просто сокращенный, а обглоданный — по абзацам, строчкам, словам — вариант сочинения. «В это время цензура получила гораздо больше полномочий, чем даже при Сталине, — рассказывает Бенедикт Сарнов. — Цензорам дано было право запретить публикацию произведения, мотивируя свой запрет такими расплывчатыми понятиями, как «аллюзии», «неконтролируемый подтекст». Или даже так: «Вот у вас тут написано: «смеркалось». Это создает мрачное настроение».
«После выхода романа в «Новом мире» Фазиль говорил: «Я как будто дал руки и ноги отпилить у своего ребенка», — рассказала The New Times жена писателя Антонина Михайловна. — Он очень тяжело это пережил — на довольно долгое время его будто тучей накрыло...»
Тамиздат на кухне
В полном виде «Сандро из Чегема» читали лишь в самиздатовском варианте — в «слепых» копиях на папиросной бумаге — и обсуждали на кухнях. На одной из московских кухонь и состоялся разговор Фазиля Искандера с Карлом и Эллендеей Проффер, основателями американского издательства Ardis. «Мы тогда не очень хорошо знали Искандера лично, но как писатель он нам был очень интересен, — говорит Эллендея Проффер. — Как-то встретились у общих знакомых, поговорили и решили опубликовать «Сандро». Книга вышла в 1979 году».
К тому времени Ardis был главным тамиздатовским печатным органом. В этом издательстве вышел, например, весь русский Набоков, сочинения Бродского, Довлатова... «В 70-е годы мы — писатели, журналисты, жившие в эмиграции, были абсолютно убеждены, что когда-нибудь Профферам поставят памятник на Красной площади, — говорит писатель, обозреватель «Радио Свобода» Александр Генис. — Ведь тогда именно Ardis спас русскую литературу от забвения, предоставив ей альтернативный способ существования. Это первопечатники русской эстетической школы, издавшие всю лучшую русскую литературу. И конечно, издание «Сандро из Чегема» стало для нас открытием — новой планетой, новой вселенной! Та часть романа, что была напечатана в «Новом мире», — это забавная повесть, написанная в том же духе, что и «Созвездие Козлотура». А когда Ardis выпустил свой гигантский зеленый том, выяснилось, что «Сандро» — одна из главных книг нашего поколения, такая же, как книги Фолкнера или Маркеса».
Закон и люди в штатском
Рукопись романа, которую Искандер отдал Профферам, попала на Запад традиционным путем: «Мы отправили ее, конечно, с дипломатом», — буднично рассказывает Эллендея.² А спустя некоторое время к Искандеру пришли «люди в штатском», представились сотрудниками ВААП (Всесоюзной ассоциации авторских прав) и начали расспрашивать о том, знает ли он, что в США издают его книгу. «Фазиль, конечно, ничего не мог сказать о контракте, который мы с ним заключили, — вспоминает Эллендея. — И мы сначала тоже ничего не могли сказать об этом контракте, потому что это было бы опасно для Фазиля. Но США — страна закона! И мы вынуждены были признать, что заключали этот контракт — иначе мы не имели бы права выпустить «Сандро».
Подав в суд на американское издательство, ВААП проиграл. Но и Искандеру, и Ardis «люди в штатском» продолжали устраивать, по словам Эллендеи, «то, что вы называете веселой жизнью». И даже в 1987 году к Проффер, приехавшей в Россию на книжную ярмарку, подошли двое коренастых мужчин. «Они устроили мне настоящий допрос: мол, почему вы издаете наших писателей без разрешения! — вспоминает Эллендея. — Но я им сказала, что предпочитаю общаться с людьми Горбачева. А с людьми Брежнева мне разговаривать не хочется... И они ретировались...»
Из предисловия Фазиля Искандера к роману «Сандро из Чегема»
«Начинал я писать «Сандро из Чегема» как шуточную вещь, слегка пародирующую плутовской роман. Но постепенно замысел осложнялся, обрастал подробностями, из которых я пытался вырваться на просторы чистого юмора, но вырваться не удалось. Это лишний раз доказывает верность старой истины, что писатель только следует голосу, который диктует ему рукопись».
Отрывки из главы «Пиры Валтасара», которая впервые была опубликована в СССР в 1989 году, взяты The New Times из книги: Фазиль Искандер, «Сандро из Чегема», книга 1. «Московский рабочий».
_______________
1 Она описывает типичную для Сталина и его окружения попойку, устроенную в абхазском санатории. Отрывки из главы — на стр. 46.
2 Сотрудники иностранных миссий пользовались дипломатическим иммунитетом, и их багаж не досматривался. Благодаря этому на Запад попали произведения Пастернака, Солженицына, Бродского и других писателей.
Фазиль Искандер
Пиры Валтасара*
…Участников ансамбля рассадили за банкетным столом. Тех, что получше, рядом с вождями, тех, что попроще, рядом с секретарями райкомов Западной Грузии. Над банкетным столом уже подымался довольно значительный шум. Островки разнородных разговоров начинали жить самостоятельной жизнью.
Вдруг товарищ Сталин встал с поднятым фужером. Грянула тишина, и через миг воздух очистился от мусора звуков.
— Я подымаю этот бокал, — начал он тихим внушительным голосом, — за эту орденоносную республику и ее бессменного руководителя...
Он замер на долгое мгновение, словно в последний раз стараясь взвесить те высокие качества руководителя, за которые он однажды его удостоил сделать бессменным. И хотя все понимали, что он никого, кроме Лакобы,** сейчас не может назвать, все-таки эта длинная пауза порождала азарт тревожного любопытства: а вдруг?
— ...моего лучшего друга Нестора Лакобу, — закончил Сталин фразу, и рука его сделала утверждающий жест, несколько укороченный тяжестью фужера.
— Лучшего, сказал, лучшего, — прошелестели секретари райкомов, мысленно взвешивая, как эти слова отразятся на тбилисском руководстве партией, а уж оттуда возможным рикошетом на каждом из них. При этом брови у каждого из них продолжали оставаться удивленно приподнятыми.
— ...В республике умеют работать и умеют веселиться...
— Да здравствует товарищ Сталин! — неожиданно вскрикнул один из секретарей райкомов и вскочил на ноги. Сталин быстро повернулся к нему с выражением грозного презрения, после чего этот высокий и грузный человек стал медленно оседать. Словно уверившись в надежности его оползания, Сталин отвел глаза.
— Некоторые товарищи... — продолжал он медленно, и в голосе его послышались отдаленные раскаты раздражения. Все поняли, что он сердится на этого секретаря райкома за его неуместное прославление Сталина.
Берия заерзал и, на мгновение сняв пенсне, бросил на него свой знаменитый мутно-зеленый взгляд, от 
которого секретарь райкома откачнулся, как от удара. <...>
— ...некоторые грамотеи там, в Москве... — продолжал Сталин после еще более длительной паузы, и в голосе его еще более отчетливо прозвучали нотки угрозы и раздражения. И сразу же всем стало ясно, что он решает про себя что-то очень важное, а про этого неловкого секретаря райкома давнымдавно забыл.
Берия отвел от него взгляд, и тот словно обвалился под собственным обломанным костяком, радостно рухнул — пронесло!
— ...Бухарина... — услышал дядя Сандро шепот одного из второстепенных вождей, незнакомых ему по портретам.
— ...Бухарина, Бухарина, Бухарина... — прошелестело дальше по рядам секретарей райкомов.
В самом деле в партийных кругах было известно, что Сталин так называет Бухарина. В дни дружбы: «Наш грамотей». Теперь: «Этот грамотей».
— ...думают, что руководить по-ленински, — продолжал Сталин, — это устраивать бесконечные дискуссии, трусливо обходя решительных мер...
Сталин опять задумался. Казалось, он с посторонним интересом прислушивался к этому шелесту и доволен им. Он любил такого рода смутные намеки. Фантазия слушателей неизменно придавала им расширительный смысл неясными очертаниями границ зараженной местности. <...>
— ...но руководить по-ленински — это значит, во-первых, не бояться решительных мер, а во-вторых, находить кадры и умело расставлять их куда надо... <...>
...Так выпьем за моего дорогого друга, хозяина этого стола Нестора Лакобу, — закончил товарищ Сталин и, стоя выпив бокал, добавил: — Алаверды Лаврентию.
Он прекрасно знал, что Берия и Лакоба не любят друг друга, и сейчас забавлялся, заставляя Берию первым выпить за Лакобу. <...>
...Почти одновременно со словами Лакобы раздались три пистолетных выстрела.<...> Ворошилов вкладывал в кобуру дымящийся пистолет... <...> Он не удержался от маленького салюта. Все радостно зашумели и стали смотреть на потолок, где возле люстры чернели три маленькие дырочки, соединенные между собой молнийкой трещины.
Штукатурка, осыпавшаяся вниз после выстрелов, покрыла белым налетом стынущую индейку. Сталин посмотрел на слегка припудренную индейку, подняв голову, посмотрел на черные дырочки в потолке, потом перевел взгляд на Ворошилова и сказал:
— Попал пальцем в небо.
Ворошилов густо покраснел и опустил голову.
— Среди нас, — сказал Сталин, — находится настоящий народный снайпер, попросим его.
Он посмотрел на Лакобу и, положив трубку на стол, начал аплодировать.
Все дружно зааплодировали, присоединяясь к вождю, хотя почти никто толком не знал, в чем дело.
Лакоба понял, о чем его просят, и, склонив голову, смущенно пожал плечами.
— Может, не стоит? — сказал он, взглянув на Сталина. Тот подносил к трубке огонь.
— Стоит! Стоит! — закричали вокруг. Сталин, прикуривая, остановился и кивнул на крики: мол, глас народа, ничего не поделаешь.
Смущаясь от предстоящего удовольствия, Нестор Аполлонович развел руками. Он стал искать глазами директора санатория, но тот уже быстрой рысцой бежал к нему.
— Позови, — кивнул Лакоба склонившемуся директору. <...>
Нестор Аполлонович налил себе фужер вина и знаком показал, чтобы всем налили. Все наполнили свои бокалы. <...>
...Под гром рукоплесканий Лакоба выпил свой бокал. И не успел замолкнуть этот гром во славу скромности вождя, как в дверях появился повар в белом халате, а за ним директор санатория с тарелкой в руке. <...>
— Нестор Аполлонович, повар здесь, — сказал он, склонившись над ним и показывая содержимое тарелки. В тарелке, слегка перекатываясь, лежало с полдюжины яиц. <...> Тут только дядя Сандро догадался, что Нестор Аполлонович будет стрелять по яйцам. Этого он еще не видел. <...>
— Волнуется? — кивнул Лакоба на повара.
— Немножко, — сказал директор, низко склонившись к уху Лакобы.
— Успокой его, — сказал Нестор Аполлонович, слегка отстраняясь от директора, поза которого слишком назойливо подчеркивала его глухоту.
Повар все еще стоял у дверей с безучастным подопытным выражением на лице. <...>
Директор подошел к повару, что-то шепнул ему, и они оба направились к противоположному углу.
Директор важно нес впереди себя тарелку с яйцами. Стало тихо. Смысл предстоящего теперь был всем ясен. Прохрустев накрахмаленным халатом, повар остановился в углу, повернувшись лицом к залу. <...> Директор выбрал из тарелки яйцо, и повар, теперь не шевеля головой, а только скосив на него белые, как бы отдельно от лица плавающие глаза, следил за его движениями. Директор стал ставить ему на голову яйцо, но то ли сам волновался, то ли яйцо попалось неустойчивое, оно никак не хотело становиться на попа.
Нестор Аполлонович нахмурился. Вдруг повар, продолжая неподвижно стоять, приподнял руку, нащупал яйцо, прищурился своими белыми, отдельно плавающими глазами, поймал точку равновесия и плавно опустил руку.
Яйцо стояло на голове. Теперь он, вытянувшись, замер в углу и, если б не выражение глаз, он был бы похож на призывника, которому меряют рост. <...>
Лакоба вытащил руку с приподнятым пистолетом и стал медленно опускать кисть. Рука оставалась неподвижной, и вдруг дядя Сандро заметил, как бледное лицо Лакобы превращается в кусок камня.
Повар внезапно побелел, и в тишине стало отчетливо слышно, как яйца позвякивают в тарелке, которую он держал в одной руке. Вдруг дядя Сандро заметил, как по лицу повара брызнуло что-то желтое и только потом услышал выстрел.
— Браво, Нестор! — закричал Сталин и забил в ладони. Гром рукоплесканий прозвучал, как разряд облегчения. Директор подбежал к повару, выхватил у него из рук колпак, вытер щеку повара, облитую желтком, и сунул колпак в карман его халата. <...>
_______________
* Печатается с сокращениями.
** С 1922 года — председатель Совнаркома Абхазии, с 1930-го — председатель ЦИК Абхазской АССР. Умер в 1936 году — по одной из версий, был отравлен по личному приказу Берии.