Записки коня в пальто (навстречу переписи населения)

Старый анекдот: мужчина стоит у зеркала, всматривается в отражение, щелкает пальцами, пытается что-то вспомнить… Голос из кухни: «Петя, иди завтракать!» Мужчина, радостно: «Точно: Петя!»
Кто мы? Каждый ли сразу вспомнит?
В Советском Союзе ответ на этот ключевой вопрос был дан столь же размашистый, сколь и пустой: новая историческая общность, советский народ.
Цену этой исторической новизне мы узнали на рубеже девяностых — окраины рванули от метрополии так, что пятки засверкали.
Ладно, с Союзом Советских — дело прошлое («умерла так умерла»), что же дальше? Мы теперь — кто?
В августе 1991-го ответ на этот вопрос казался очевидным: демократическая Россия; страна, после века коммунистического морока, снова принадлежащая европейской цивилизации!
Но двадцатый век не прошел даром: интоксикация оказалась слишком сильной. Демократический тренд накрылся ржавым тазом довольно быстро, и пошла писать губерния…
Идеологемы, между которыми разорвано сегодняшнее русское сознание, столь противоположны и даже непересекаемы, что только традиционно доминирующий пофигизм позволяет избежать большой гражданской войны. Ни единой религии, ни единого этноса, ни общей социальной идеи… Друг степей калмык и злой чечен, ползущий на берег, сойдут с ума, встретившись в районе бутиков на Тверской.
Ясности в ключевом вопросе — кто мы? — за двадцать лет не то чтобы не добавилось — исчезла последняя. Население, заполняющее территорию России, сегодня не имеет, кажется, вообще ничего общего, кроме обложки паспортов, впрочем, такие же пас­порта имеют люди, живущие в Абхазии и Южной Осетии…
Ты кто? Правильный ответ: конь в пальто. В том смысле, что не задавай глупых вопросов!
Это не страна, это разорванная, неравномерно заполненная территория проживания. Где искать общий знаменатель для проживающих тут? В русской традиции — и новгородское вече, и Малюта Скуратов.
Имперская идея? Этот бобик сдох.
Свобода и права человека как доминирующая идеология? Этот бобик еще не родился.
Национальная идея? После Германии 30-х всякий приличный человек вздрогнет от такого словосочетания, но, как известно, яд от лекарства отличается только дозировкой. Одна из легенд польской «Солидарности», экономист Вальдемар Кучиньский на мой прямой вопрос прямо же ответил: общий знаменатель — мы поляки! — помог избежать большой крови в начале восьмидесятых. У гданьского электрика, варшавских интеллектуалов и коммунистической номенклатуры нашлась общая точка опоры.
У нас ее нет. Этнос в России — как минимум не пункт единения. Да и у тех, кто приторговывает своей «русскостью», после трехсот татаро-монгольских лет мало шансов соответствовать ценнику.
Культура? Пушкин мог бы стать опорой и общим знаменателем, но и Пушкина мы давно разодрали в клочки по партийным спискам. Язык? Лично я, как раз на родной язык ориентируясь, запишусь русским, но интересно, что скажет об этом господин Дугин…
Стоим у зеркала, щелкаем пальцами. Кто мы… Кто мы?