В 1772 году Австрия, Пруссия и Россия в ходе первого раздела Польши оторвали от ослабевшей страны по куску. После разделов 1792 и 1795 годов российская доля награбленного увеличилась до 127 тысяч квадратных километров. Российская оккупация стала судьбой, российские сапоги — новой Конституцией, российские пушки — саундтреком всей дальнейшей истории Польши. Поэтому с 1794 года, с 24 марта, с восстания Тадеуша Костюшки началась история благородной ненависти к рабству, безнадежной борьбы за свободу и тупого подавления чужой вольности из страха перед проявлениями своей. 215 лет подряд эта «не наша свобода» служит опорой и вдохновением для нашего тайного и явного стремления получить свою.
Тадеуш Костюшко был исключительным человеком. Польским шляхтичем. Французским студентом. Американским генералом, отличившимся в войне за независимость. Национальным героем США. И самое почетное — сепаратистом, повстанцем и мятежником, основателем исторической традиции антиимперских восстаний, которым было суждено через 1830 —1863 годы да плюс еще побочную для поляков войну 1812 года, через реванш 1920-го, через трагический 1939-й и Катынь эхом докатиться до «Солидарности», до 1980-го.
Восстание, начатое 4-миллионной Польшей против Российской империи с ее 60 млн было чудом храбрости и безрассудства. 300 крестьян с косами выстояли против пушек. Восстание в Варшаве организовали ксендз Иосиф Мейер и сапожник Ян Килинский, и российская армия сдалась, а посол бежал. Костюшко отстоял Варшаву при первой осаде, но против него объединились силы России, Австрии и Пруссии, против восставших выступил Суворов, похоронивший под Варшавой свою славу. Тяжелораненый Костюшко окажется в Петропавловской крепости, как предтеча декабристов. А потом Павел I сделает единственное доброе дело в своей жизни: в 1796 году он освободит Костюшко и вернет из Сибири 12 тыс. польских пленных. Костюшко умрет в 1817-м в Швейцарии, отказавшись от всех компромиссов, даже от приглашения Александра I возглавить администрацию Царства Польского. Все — или ничего.
И русские вольнодумцы, начиная с Герцена, будут сверять по польским восстаниям свои нравственные часы, и польская свобода будет подтачивать мертвую империю, как живая вода, пока повстанцы 1863 года не выдвинут девиз, который потом станет нашим диссидентским: «За вашу и нашу свободу!»
Этот девиз послужит группе Револьта Пименова, севшего за Венгрию после 1956 года, его вынесет на Красную площадь «семерка» в 1968-м, солидаризируясь с Чехословакией. Мы будем держать этот плакат зимой 1991 года у Вильнюсской телебашни, а во время чеченской войны он снова появится в Москве.
«Солидарность» после своего разгрома изготовит для нас книжечку инструкций.
В конце концов каждый получил свое: Польша — свою свободу, Россия — свое рабство. Поляки ненадолго раскрылись навстречу Ельцину, а с приходом Путина вновь закрылись, как устрицы. Но они по-прежнему подкидывают дровишки в костер свободы: дают места в университетах и стипендии репрессированным белорусским студентам, устраивают конференции по Грузии и Чечне, пригревают чеченских эмигрантов. Все было не зря: Польша запустила свой вирус в российский компьютер еще в 1794 году. Вирус свободы. Памятник Костюшко стоит в Чикаго, ему поставлены памятники в Польше. Герцен верил, что такой памятник появится когда-нибудь и в Петербурге. Только ради этого стоит жить.
«Мы связаны, поляки, давно одной судьбою, в прощанье и в прощенье, и в смехе, и в слезах. Когда трубач над Краковом возносится с трубою, хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах» (Б. Окуджава).