Мест не хватало не только в зале.
— Я не пересяду, — твердо сказала судебному приставу похожая на мышку представительница «потерпевшей стороны», Росимущества. — Это плохая примета!
Пересесть ей пришлось: представители государственного обвинения не умещались за столом.
Примета сработала — в тот день Ходорковский и Лебедев тонким слоем размазали государственное обвинение по их большому столу.
«Уважаемое обвинение»
Ходорковский был привычно сух и вежлив: тех, кого Платон Леонидович Лебедев, легко буравя взглядом пуленепробиваемое стекло, называл «преступной группой», Михаил Борисович величал «уважаемым государственным обвинением». Сути дела это не меняло, и если бы в Хамовническом суде наблюдалась реальная состязательность сторон, а в стране — закон, то в обеденный перерыв «уважаемому обвинению» следовало бы в полном составе пойти к Москве-реке и утопиться, благо рядом.
Но полковники в синих мундирах только посмеивались, слушая убийственные для своей репутации вещи.
Они могли себе это позволить. Во-первых, у половины из них репутации уже не было. Но и вообще они могли себе позволить многое…
Могли опоздать почти на час (судья, подсудимые, охрана, адвокаты и битком набитый зал суда — все терпеливо ждали, пока похожий на оперного тенора прокурор Лахтин со товарищи соизволят занять свои места); могли не вставать, обращаясь к суду; могли прерывать речь подсудимых…
В УК РФ ведь нет статей, карающих за хамство? А за идиотизм?
— Моя задача — заполнить лакуны в обвинительном заключении, — говорил Ходорковский.
— Мы возражаем против того, чтобы заполнялись какие-то лакуны! — возвышала голос с места прокурор Гульчахра Ибрагимова.
— Одну и ту же нефть нельзя похитить пять раз, — терпеливо, как двоечникам, объяснял Ходорковский авторам обвинительного заключения. Обвинение, раздухарившись, вменило ему разом и незаконное право на добычу нефти, и похищенную скваженную жидкость, и похищенную нефть, и снова ее же, опять похищенную, но уже из нефтепровода, а в придачу, до кучи, и присвоенную выручку от продажи…
Липовый запах
— От какого способа хищения мне защищаться? — сухо интересовался Ходорковский у представителей обвинения. Группа прокурорских джоконд обоего пола молча улыбалась своими загадочными улыбками.
— Отвечайте! — на втором часу крикнула им, наконец, не выдержав, какая-то женщина из зала, и прекрасная половина прокуратуры криком встречной истерики потребовала удалить ее из зала.
Липовый запах пёр из каждой страницы обвинительного заключения, и перфекционист Ходорковский, как на лекции, с подготовленными графиками на диапозитивах, — демонстрировал эту липу «городу и миру».
Родители Ходорковского, сидевшие в двух шагах от прокурора Лахтина, старались не встречаться с ним глазами…
Однажды, впрочем, прокуроры улыбаться перестали — когда подсудимый Лебедев поинтересовался у прокурора Лахтина: почему в обвинительное заключение не включена сделка с «Сибнефтью»?¹ Где она среди объектов легализации? Шутка ли, в сегодняшних ценах — это $10 млрд! Почему не арестованы акции «Сибнефти»?
Синие борцы с преступностью, помрачнев, зажевали этот простой вопрос в восемь желваков.
Вообще их единственной формой ответа по существу были попытки заткнуть оппонентам рот, и это следует признать эффективной тактикой. А если не удается прервать речь, то можно сократить число слушателей. В четверг по требованию прокуратуры судья Данилкин отключил трансляцию из зала суда. Хорошенького понемножку.
«Я все равно спрошу!»
— Хотя обвинение ничего объяснять мне не собирается, я все равно спрошу! — пообещал Ходорковский.
И подсудимые спрашивали: где в обвинительном заключении зафиксирован факт хищения? («Я искал два года — не нашел»). Где состав преступления в таком-то эпизоде дела? («В УК его нет!») Как можно изъять нефть путем перевода на баланс? («Скажите мне — ради такого великого научного открытия, хрен с ним, можно и в тюрьме посидеть!») Как можно похитить электронные акции? («Вот розетка, попробуйте!») Где, наконец, находится упомянутый в обвинительном заключении волшебный «остров Гибралтар»?
Зал смеялся, и все это было бы совсем смешно, кабы не восемь человек конвоя и судебной охраны и не наручники на двери стеклянного «стакана» с подсудимыми; если бы не пожизненная цена происходящего; не родители Ходорковского, пытающиеся разглядеть сына за бликующим стеклом, постаревшие с первого процесса, на котором происходило то же самое…
Тяжелая судейская ноша
В конце заседания судья Данилкин, тихий немолодой человек, отклонил все ходатайства подсудимых о разъяснении им сути предъявленных обвинений. Чего там, действительно, непонятного? Всё они понимают, и не надо валять дурака.
Когда он выходил из зала заседаний, в дверном проеме мелькнул висящий на стене судейской комнаты портрет президента РФ Медведева.
Свобода, говорите, лучше, чем несвобода? Really? Ну вот и посмотрим, тем более что по этому вопросу имеются, кажется, и другие соображения.
Кстати. Висит ли в судейской комнате еще какой-нибудь портрет, кроме медведевского, автор достоверно не знает. Но кажется, что приговор Ходорковскому и Лебедеву в сильнейшей степени зависит именно от этого обстоятельства.
А еще зависит он от человеческого достоинства немолодого судьи Данилкина, оказавшегося вдруг на перепутье новейшей российской истории…
Вадим Клювгант, адвокат Михаила Ходорковского: «Обвинение не сдерживает своих истерических реакций»
Восьмая неделя процесса, посвященная выслушиванию мнений обвиняемых и их защиты, знаменовалась весьма примечательным заявлением представителя обвинения. А именно: государственный обвинитель Ибрагимова, в очередной раз перебив Ходорковского, который отвечал на вопросы судьи Виктора Данилкина, сказала, что «его мнение никого не интересует, кроме его защиты и сторонников». Откровенность удивительная для людей этого ведомства.
Суд на это безобразие никак не отреагировал. Мы, конечно, заявили возражения и от своего имени, и от имени подзащитных, но такое поведение судьи заставляет задуматься. В целом обстановка стала более напряженной, нервозной. Обвинение, увидев, что наша позиция получает поддержку общества, не сдерживает своих истерических реакций и давит на суд. Поскольку на предшествовавшей неделе закончились «лахтинские чтения» (зачитывание прокурором Валерием Лахтиным многостраничной фабулы обвинения. — The New Times), то восьмая неделя процесса началась с того, что суд выслушивал мнения Михаила Ходорковского и Платона Лебедева о ясности обвинения, вернее — о неясности. Мы заявили 30 ходатайств, каждое из которых было посвящено конкретному пункту обвинительного заключения. В частности, в обвинении употребляются термины, имеющие множество значений, например, «подставной», «номинальный», «нефть». Лебедев спросил, где находится остров Гибралтар, на котором якобы было совершено одно из преступлений. Обвинители ответили, что ничего объяснять не собираются, тем самым категорически отказываясь выполнять свои обязанности.
Следующий день судья начал с вопроса: признают ли Ходорковский и Лебедев свою вину? Поскольку обвинение им было неясно, Ходорковский ответил, что может только предполагать, в чем его обвиняют, и виновным себя не признал. В частности, в хищении и легализации 350 млн тонн нефти, сказав, что, если всю эту нефть погрузить в железнодорожные составы, поезд сможет опоясать земной шар по экватору три раза. Такой объем невозможно скрыть. Лебедев добавил, что никогда в жизни ничего не похищал и не легализовывал, и охарактеризовал то, что написано в обвинении, терминами из области психиатрии. После чего был объявлен технологический перерыв на день.
В конце этой недели мы заявили возражения на действия гособвинителей и заявили двум из них, Шохину и Лахтину, отвод. Они оба уже много лет занимаются делом, мы и раньше заявляли отводы, но сейчас претензии к ним снова накопились. Затем выступили сами прокуроры — они обвинили нас в том, что мы влияем на прессу и привлекаем внимание общественности. В результате в четверг была отключена трансляция заседания в зал для прессы, а еще раньше практически закрыли двери суда для снимающих журналистов. Мы заявили протест. Прокурор Шохин ответил на него гневной, хотя и мало аргументированной, на наш взгляд, речью, но судья принял его сторону. В пятницу прокуроров оставили на местах. Начиная с 27 апреля обвинение будет представлять суду свои доказательства. Они решили начать с письменных документов, каждый из которых нам придется исследовать и объяснять его доказательное значение. Мы постараемся, чтобы так оно и было.
Подготовила Екатерина Савина
1 14 мая 2003 года было подписано соглашение об объединении компаний ЮКОС и «Сибнефть» в объединенную структуру «ЮКОС-Сибнефть». 28 ноября 2003 года по инициативе «Сибнефти» сделка была расторгнута.
Хамовнический суд — The New Times
