Слово «дежурство» для оперативника угрозыска означает 24 часа на боевом посту. В 9 утра заступил, в 9 утра следующего дня можно ехать спать. Это утро для Андрея Васильевича началось с ограбления. Студент-третьекурсник одного из московских вузов накануне допоздна сидел с девушкой в кафе. Рядом, на стуле, лежала сумка, а сверху — куртка. Когда молодые люди собрались уходить, сумки под курткой уже не было. Длинноволосый студент сидит перед составляющим протокол оперативником и перечисляет, что пропало: паспорт, права на машину, техталон, полис автострахования, зачетка.
Молодой розыск
Андрей Васильевич работает в уголовном розыске более 20 лет. Таких, как он, меньшинство. Его коллеге Диме всего 26. Дима радуется, что в их отделе сплав молодости и опыта: «Есть такие, как я, молодые, а есть опера, которые по 15–20 лет уже работают». В других отделах — только молодые. По словам милиционеров, большинству сотрудников угрозыска 23–25 лет. «Это раньше надо было пять лет отработать в районе, потом пять лет в округе, а там, может, до чего-нибудь дослужишься», — объясняет Андрей Васильевич.
— А почему милиция? Неужели больше никем не хотелось стать?
— Вообще я хотел военным быть, — пожимает плечами Дима. — Но мама сказала: «Кем угодно, только не военным». Вот я в милицию и пришел. А вообще философский вопрос: вот зачем ты в журналисты пошел? Или зачем люди идут в патологоанатомы? Эти меня больше всего удивляют. Видел, как они прямо по соседству с трупами обедали. Представляешь? Ну не может же быть у человека мечтой детства — «жмуриков» резать. Наверное, в патологоанатомы идут только хирурги-неудачники. Молодые ребята приходят работать в милицию, по словам оперативников, по двум основным причинам. Во-первых, ждут романтики. Но это первые год-полтора. Во-вторых, зарплата. Дима говорит, что его оклад — 27 тыс. рублей. Плюс премии. Итого выходит больше 30 тыс., а большинство его знакомых получают меньше. Разговор прерывает приехавшая пожарная проверка. Тихо матерясь, милиционеры вытряхивают окурки в урну, прячут в ящики столов пепельницы, распахивают окна: «На одного опера — 10 проверяющих. Одна проверка, другая проверка...» По инструкции курить в здании ОВД категорически запрещено, только на улице.
— По нашим инструкциям вообще много всякого бреда надо делать. Например, на каждый выезд брать с собой собаку, — рассказывает Андрей Васильевич. — Толк от собаки есть в регионах, где воздух чистый. А в Москве? В Москве загазованность, реагенты с химикатами по улицам разбрасывают, миллионы прохожих, взять след невозможно. Я помню только один случай, когда собака действительно помогла, но это было ранним утром, когда прохожих почти нет, на месте преступления мы оказались буквально через 15 минут, а преступники были идиотами и, убежав, скрылись в собственном подъезде.
Большая часть работы оперативников — канцелярская. Заполнение бумаг, которые надо подшивать и подшивать к делу, перепечатывание протоколов. С этого года в МВД приняли новый «Кодекс этики сотрудника органов внутренних дел». Над документом, который теперь повсеместно внедряют, в органах смеются. «Он нам, например, запрещает общаться с антиобщественными элементами, — говорит один из оперативников. — То есть хочет урка явку с повинной написать, а я должен отказываться и убегать от него: не могу же я с антиобщественным элементом работать!» На работе же с антиобщественными элементами строится большая часть полевой работы оперов. У каждого своя агентурная сеть из числа наркоманов, алкоголиков, бывших уголовников. «Они все равно вертятся в этой среде, пьют с товарищами. Услышат по пьянке, как кто-то где-то что-то украл — докладывают, — рассказывает Андрей Васильевич. — А как иначе? Не самому же мне ходить по всем дворам и пить со всеми подряд, ожидая, пока у кого-то язык развяжется». Этот же кодекс, кстати, запрещает милиционерам как-либо комментировать сам кодекс и общаться с журналистами. На дежурство в угрозыск корреспондент The New Times попал по неофициальной договоренности, поэтому все имена в тексте изменены.
Помимо нового кодекса в помощь милиционерам недавно внедрили систему Глонасс. Правда, отечественные навигаторы, по словам оперативников, постоянно «глючат», а использование навигаторов GPS не приветствуется — «вражеская система».
Кризиса нет?
Оперативники из ОВД, в котором дежурил корреспондент The New Times, утверждают: на их районе кризис ростом преступности не отразился. Скорее даже наоборот: по некоторым показателям преступность снизилась. Парадокс, но для милиции в этом есть и свои минусы. «Мы же работаем на раскрываемость, — говорит молодой милиционер Дима. — Вот за те же первые три месяца прошлого года мы, предположим, зарегистрировали 100 преступлений и какое-то количество раскрыли. За три месяца этого — только 60 преступлений. Раскрываемость соответственно тоже упала. Были в числе лидеров по округу, а сейчас скатились, за что начальство нам теперь «мозг взрывает». Ну если нет по нашему району в этом году пока убийств, а начальство хочет раскрытые убийства, что нам делать?»
Что делать с убийствами, непонятно, но возможности для манипуляции с милицейской статистикой богатые. Например, у вас пропал автомобиль. Если преступника поймают, то с большой вероятностью ему дадут для улучшения статистики более тяжелую статью — 158 УК — угон с целью наживы. Если же его не поймают, то, чтобы не портить показатели, дело заведут по более легкой статье — 166 УК — украл, но без умысла поживиться. «Пострадавшему все равно, какая там статья, а у нас одна головная боль из-за этой бюрократии», — говорят опера.
Головная боль, впрочем, не только от бюрократии, но и от пострадавших. Работа оперативника далека от киношного образа, где ежедневно по раскрытому громкому заказному убийству. Сутки дежурств — два заявления о краже. Пьяный ударил кого-то в очереди к палатке с блинами. Старушка позвонила: «За мной по квартире гоняется вампир». Старушка попросила прислать наряд, но обязательно с серебряными пулями. Опера отговорились тем, что все серебряные пули накануне ушли на оборотня, и предложили ей позвонить по 03, сказав, что там нужные ей пули точно есть. Львиная же доля краж, как и в случае с пришедшим утром студентом, тяжело раскрываема. Зачастую причина воровства — собственная невнимательность граждан. Особенно случаи воровства участились после того, как в районе открыли гипермаркет. Присев в кафе, люди оставляют по рассеянности вещи на стуле и куда-нибудь уходят. Женщина, зайдя в магазин, оставила сумку со всеми документами в ящике при входе. «Эти ящики вскрыть — дело трех секунд. Оставляйте там что хотите, но не документы же», — советуют оперативники.
Они живут в своем мире, со своими правилами и своим юмором. Выкрашенные унылой бежевой краской стены, потертый, порванный в нескольких местах линолеум на полу, дряхлые стулья, постоянно ломающийся принтер, диск с компьютерной игрой «Принуждение к миру» на столе. Молодой Дима вспоминает: «Пришла недавно девушка. Менеджер. Красивая. Украли у нее что-то. Села, осмотрела наш кабинет и, кажется, забыла, что у нее украли. Говорит: «Как же вы тут работаете?» Так и работаем. Вот на Петровке, 38 хорошо, там ремонт недавно сделали».