«Сокамерник, с которым мы соседствовали в карцере, наконец освободился. Крепкий пацан со шрамами на лысом черепе, поломанными зубами и набитыми кулаками, он провел в тюрьме больше четырех лет за вымогательство и грабежи. Биография его напоминает песни группы «Кровосток».
Последние недели перед выходом из зоны парень сидел тревожно: переживал за пропавшего на фронте отца.
Контракт с Минобороны батя подписал еще в прошлом году и после короткого обучения был зачислен в штурмовое подразделение. Первый же бой стоил его отряду тяжелых потерь, но сам мужик выжил и, посеченный осколками, пару месяцев валялся в госпитале. Восстановив здоровье, он вернулся в строй и продолжил воевать. Но недолго. Заходя на укрепленный рубеж, штурмовики выскочили прямо под пулеметный огонь — и снова выкосило почти весь отряд, а истекающего кровью батю эвакуировали в лазарет.
Залатав раны и снова поставив его на ноги, врачи проштамповали личное дело печатью «годен». Пришлось опять ехать на передовую. И на этот раз все стало еще хуже.
Мужик сообщил родным, что добровольцев и зеков больше не распределяют по разным отрядам; теперь все воюют вместе. Конфликтов между бойцами стало больше, а шансов выжить — меньше.
Попросил также прислать денег на дополнительную экипировку, поскольку выданные в части каски и бронежилеты оказались просто убогими. Вскоре он перестал выходить на связь, а военкомат уведомил семью, что «военнослужащий пропал без вести при выполнении боевой задачи».
... Когда лагеря и тюрьмы начали объезжать вербовщики Минобороны, мой сосед тоже подумывал подписать контракт и повоевать в Украине. Но отец, переживший к тому времени первое ранение, написал: «Выкинь эту мысль из головы. Здесь ад».
Ад, которого не должно было быть.
Война, которую нельзя было развязывать».
*Признан в России «иностранным агентом».
Фото: Анастасия Егорова